Отложенный эффект

Самой большой неудачей оказалась, конечно, Марион Блуа. Которая мелькнула в его жизни, подобно метеору на ночном небе – ярко и стремительно, и так же исчезла. И не отзывалась по магической связи, совсем не отзывалась,  а он старался, он хорошо старался. Он, как любой приличный некромант, был способен найти человека, особенно – если от человека остался предмет, или если человек был ему близок… достаточно близок.

Предмет остался, но странный – носовой платок. Он нашёлся в ванной, там, где она потрошила свой рюкзак, и нашёл его Кусачка.

- Это ты перешёл на платочки с цветочками? – ухмыльнулся поганец.

- Чего? – Саваж не понял, что такое дорогой друг ему протягивает.

- Ну как, волосы ты моешь какими-то благовониями, не иначе, спишь на шёлковых простынях – так и платочки с цветочками тебе тоже подходят, - Кусачка уже не ухмылялся, а ржал.

Получил в лоб, отдал платок… и у Саважа прямо сердце удар пропустило. Потому что платок с зелёным орнаментом принадлежал Марион. И сразу же вспомнилось – её зелёные глаза, её тонкое изящное тело на тех шёлковых простынях, жадные руки, пытавшиеся охватить его всего, сбившееся горячее дыхание, сопящий в подушку маленький аккуратный нос. О нет, он не мог понять, где она, знал только – что жива, и что на юге. И раз не отзывается – то, очевидно, не хочет. Никакого телефонного номера у него тоже не было – например, её сестры, у которой тоже можно было бы что-то спросить.

Но… лето кончится, и она приедет. Потому что сказала – возьмет группу первокурсников на боевом факультете. Осталось дождаться.

- Жан, вы так смотрите на этот дом напротив, с ним что-то не так?

Кирстен говорила по-франкийски хорошо, но – слишком правильно. Правда, она сразу же и сказала, что её разговорный язык нуждается в улучшении, и ей нужно много слушать живую речь и много разговаривать самой. Саважа это устраивало полностью – разговаривать это значит не думать о том, почему не отзывается Марион, и не крутить постоянно в голове ситуацию с Кусачкой. Которого пока не нашли никакие враги, и это хорошо.

- Дом напротив, дорогая Кирстен, это Пале-Вьевилль. Он принадлежит ещё одному древнему магическому роду – собственно, Вьевиллям. Нынешний герцог Шарль-Валентин уже весьма стар, ему за восемьдесят. Он – генерал Магического Легиона в отставке, был командующим до моего отца, и немного после, а сейчас его сменил известный вам де Риньи.

- Вьевилли – тоже некроманты?

- Вовсе нет. Преимущественно боевики, но встречаются и другие стихии, и менталисты тоже. Давным-давно рыцарь Сигизмунд де Вьевилль отправился в Святую Землю – ну, как все, это тогда почиталось приличным для рыцаря и было весьма популярно среди военной и магической знати. Он добрался туда, преклонил колена пред Гробом Господним, повоевал с неверными, и отправился обратно через остров Устика. И застрял там на несколько лет – потому что его службу приняли короли из дома Отвилей, а здесь его не ждал никто. Кроме множества вассалов, ясное дело, - усмехнулся Саваж. – Но срок службы истёк, и он вернулся в Паризию – с неплохими, как я понимаю, деньгами, полученными в качестве прощального подарка от короля Руджеро, и красавицей женой, из какого-то тамошнего знатного рода. По легенде, эта жена родилась одарённой воздушницей, и умела обращаться в ласточку. Так вот, на привезённые деньги рыцарь Сигизмунд купил участок земли в столице – вот этот самый, и начал возводить дворец. Он насмотрелся в странствиях на разные дворцы, и строил с размахом, и говорят, в самой первой версии можно было наблюдать и мозаичные полы, и мраморные купальни, и прекрасные гобелены – но потомки предпочли практичность красоте, и вместо дворца до наших дней дошла крепость. С толстыми стенами, узкими окошками и целым арсеналом внутри. Потом её немного причесала Картин де Роган, герцогиня Вьевилль, тётка первого короля из Роганов, её сын основал нашу Академию. Но – времена были смутные, и здание, в котором можно пересидеть осаду, а то и войну, оказалось весьма ценным. Так и стоит до сих пор – укреплённое магически и несущее груз веков, - завершил Саваж.

- И что же, у того герцога, которому восемьдесят лет, нет наследников? – спросила Кирстен.

- Отчего же? Есть. Сын и внук. Внук ещё весьма юн, как я понимаю, ему лет тринадцать, что ли. Вырастет – и вступит в права наследства.

И таких историй Саваж мог рассказать множество. Кирстен слушала, смеялась, задавала вопросы. Ей было интересно, впрочем, он же умеет, чтобы интересно.

Только его всё это время глодал вопрос: стала бы смеяться его историям Марион Блуа?

19. Вечер с Бернаром

- И давно ты работаешь на нашу семью? – спросила Марион.

Они с Бернаром сидели на балконе маминого номера, который Марион бесцеремонно заняла, и смотрели на закат. Солнце опускалось в море, солнечная дорожка бежала по воде.