Отмеченная судьбой

Вера так и не сумела подняться на крыльцо. Кое-как доковыляла до лавки, на которой недавно (а будто целую вечность назад!) поджидала ее старуха Емельянова, упала на узкую деревяшку. Безвольно свесив руки вдоль туловища, слепо уставилась перед собой.

Она понимала: надо обдумать сложившуюся ситуацию. Немедленно что-то предпринять! Нельзя после такого сидеть и ждать неизвестно чего. Что, если старики решат вернуться и добить ее? У Козловых есть ружье. А она в таком состоянии, что ее можно задушить голыми руками. Нужно срочно уйти отсюда или позвонить в полицию, попросить помощи. В горле першило и резало, хорошо бы попить тепленького, принять таблетку. Не мешало бы показаться врачу — руки болят нестерпимо, возможно, что-то сломано.

Но Вера сидела и ничего не делала. Ей не хотелось бежать, прятаться, рассказывать кому-то о случившемся, защищаться. Она была не в состоянии просто подняться с чертовой лавки.

Сама того не заметив, Вера провалилась в забытье и очнулась от того, что прямо в глаза настойчиво било солнце. Она вяло разлепила веки, но тут же снова зажмурилась. Попыталась подняться с лавки и, застонав, опустилась обратно: тело затекло от сидения в неудобной позе, поясница отозвалась ноющей болью, шея одеревенела.

Со второй попытки ей удалось-таки встать. Вера потянулась, повертела головой, хотела помять ладонями спину, но невольно вскрикнула от боли: руки с тыльной стороны превратились в один сплошной синяк, пальцы распухли и почти не гнулись. От маникюра остались одни воспоминания. Однако, похоже, кости целы. Могло быть и хуже, а так — легко отделалась, подумала Вера и поздоровалась сама с собой:

— Доброе утро.

Голос был чужим, низким и сиплым, горло болело.

«Нужно выпить чаю», — решила Вера и повернулась лицом к дому, собираясь подняться на крыльцо. Занесла ногу над ступенькой и застыла от изумления.

Дом выглядел совершенно обычно. На нем не было никаких следов ночного пожара. Кирпичик к кирпичику, ни сажи, ни черных разводов копоти. Окна приветливо сверкали свежевымытым блеском. Позабыв о боли, Вера обошла дом и убедилась: за несколько часов он полностью восстановился! И обгоревшие ветки, наваленные под окнами, диковинным образом исчезли.

Присниться это не могло — вот они, доказательства! Девушка вытянула вперед израненные руки и несколько секунд смотрела на них. Она чуть не сгорела, а потом ругалась с полоумными стариками — все это было! Было!

Но где тогда последствия пожара?

Вера круто повернулась и побежала в дом. Ураганом промчалась по комнатам, сбросила с себя и зашвырнула в мусорное ведро все, что было на ней: нижнее белье, нарядный костюм, пришедший в полную негодность. Схватила с полки трусики, лифчик, нацепила попавшийся под руку сиреневый сарафан. Наспех умылась, причесалась, почистила зубы, чтобы убрать изо рта противный привкус. После недолгих поисков нашла свою сумку, положила туда все деньги, телефон и документы.

На все про все ушло минут пятнадцать, и вскоре Вера бежала по дороге. Деревня выглядела как обычно: старые дома, как сонные черепахи, примостились друг возле друга. Мирная обыденная картина навевала, тем не менее, тошнотворный страх. Отойдя на порядочное расстояние, словно кто-то мог услышать ее, Вера достала из сумки сотовый и нашарила в боковом кармашке сумки клочок бумажки с телефонным номером. Остался последний человек, к которому Вера могла обратиться за помощью. К тому же он что-то знал обо всей этой истории.

Было довольно рано, но сейчас Веру мало заботили приличия. Раздались гудки, и она облегченно вздохнула: отлично, телефон не отключен! На четвертом гудке трубку сняли.

— Алло! — бодро отозвался Паша.

— Это я. Вера.

Глава 18

Паша подобрал ее на автобусной остановке. Той самой, где они впервые встретились, когда Вера приехала в Большие Ковши. Но казалось, это было в другой жизни, много-много лет назад. И сама она стала другой. Состарилась.

Паша узнал ее голос с большим трудом. Она не стала вдаваться в подробности, пообещав все рассказать при встрече, просто сказала, что попала в беду и ей нужна помощь. Павел немедленно спросил, где она, куда ему подъехать.

На ее счастье, он ночевал у матери, в Ковшах, так что долго ждать не пришлось: не успела присесть на скамейку на автобусной остановке, как рядом затормозила видавшая виды серая «девятка» и оттуда вылетел Паша.

— Вера!

Не обращая внимания на любопытные взгляды редких прохожих, он поднял ее на руки и понес к машине. Усадив на переднее сиденье, обежал «девятку» и уселся рядом.

— Господи, что с тобой?

— Неважно выгляжу? — Она попыталась улыбнуться.

— Ты когда ела в последний раз? Что с твоими руками? Тебя били?

Она повернула зеркало и посмотрела на свое отражение. Бледное до голубизны, исхудавшее лицо. Запавшие глаза, обведенные темными полукружиями. Волосы спутанные, губы потрескались в кровь. Вера отвернулась.

— Это все неважно, Паш. Нам нужно поговорить. Что-то происходит, и больше мне не к кому обратиться.

— Конечно, только сначала давай-ка я отвезу тебя к доктору.

— Не надо доктора, — решительно запротестовала Вера, — я здорова.