Отмели космоса

– Нет, мне этот поехавший со взглядом мёртвой рыбы безразличен. Я про нечто более всеобъемлющее. – Инес вздохнула. – Больше всего я ненавижу ощущение собственной тупости. Когда ты вкладываешь половину состояния в акции, которые обесцениваются на следующий день. Когда ты путаешь два тумблера и таранишь ангар чужим кораблём. Когда очевидный обманщик оставляет тебя с разрисованным фломастером лицом. Когда ты в очередной сраный раз надеешься, что очередное пополнение команды наконец заполнит брешь и больше никуда не денется.

– Ну, я же никуда не делся.

Моя реплика была неуместна и осталась без ответа. Тем временем Инес продолжала:

– Понимаешь, такое всеобъемлющее чувство собственной тупости, что даже жить с ним трудно становится. В такие моменты хочется просто убежать от всех, орать в истерике и бить стены. Потом, ударив чей-то гараж, ощутить боль и опять понять, насколько же безгранична твоя тупость. Вот что я больше всего ненавижу, Ян.

– Такое ощущение, что тебе нужно побыть одной.

– Нет, даже не думай сваливать вслед за ним! – Инес словно вырвалась из этой ямы сожаления, и её лицо вновь озарила улыбка. – Мне вот интересно, какой бордель нашла Двадцатка на этой захудалой планете?

– Это насчёт слов капитана в тачке? Я глубочайше сомневаюсь, что он говорил правду. У неё же ниже живота всё кибернетическое.

– Ну да. Может, приделала себе что?

– Могла. Но она, в отличие от тебя, никогда не демонстрировала таких наклонностей. Она вообще ничего подобного не демонстрирует. Короче, врал капитан на её счёт, ну и шут с ним. Не наше дело, чем она там занималась и с чего капитан её крыл. И всё же, мне пора, – последнюю фразу я произнёс неожиданно даже для самого себя.

– Чего? В смысле?

– Ну вот так. Пора, – сказать правду не мог, врать не хотел. – Прости, что так… внезапно.

Я встретил взгляд Инес, который удивил почти осязаемой в нём тоской. Впрочем, она тут же неуверенно хихикнула, и её печаль скрылась.

– Не переживай, пирожочек, хоть ты и променял меня на какие-то мутные дела с глистом в человечьей шкуре, я остаюсь под защитой разрисованного маркером лица. Всё, вали-вали.

И я свалил, думая о том, как она догадалась о наших с Доржи делах. У меня что, на лице всё написано?

Глава восемнадцатая. Подковёрные игрища

Доржи ждал меня на перекрёстке. Встретившись, мы пошли дальше и через какое-то время углубились в спальный квартал. Здесь здания были поновее и повыше, но выглядели ничем не лучше виденных ранее. Они были покрашены в бело-зелёные тона самой дешёвой краской. Дожди не только частично смыли её, но и оставили гадкие чёрные подтёки на каждом квадратном метре. Из-за этого грязные здания казались ещё и старыми. К тому же тут было повышенное присутствие мусорных куч, вонючих луж и прочих малоприятных вещей. Особенно много попадалось на глаза трупиков крыс и мышей.

Мы зашли в одно из зданий. Поднявшись на четвёртый этаж по лестнице – лифт был, но не работал, – Доржи подошёл к одной из дверей и приложил к ней ухо. Секунд через пятнадцать он достал ключ, и мы вошли.

– И что ты пытался услышать?

Моя речь нормализовалась после опьянения, но Доржи, судя по его недовольной мине, был другого мнения.

– Флюгера. Эй, ты тут? Видимо, нет. Хорошо, я совершенно не хочу платить за его молчание. Почему ты ещё под мухой?

Мы прошли внутрь квартиры. Тут были две комнаты, кухня, санузел.

– Я не взял антиалкогольные пилюли.

– Плохо. Ладно, давай в душ, потом наряжайся. Как я заметил, высшее сословие тут в основном мытое. И ещё – своё оружие здесь оставь, особенно это касается твоих ножей. Место серьёзное, сканеры, обыски и прочее.

По-быстрому освежившись, я зашёл в скудно меблированную комнату, в которой Доржи уже одевался в какие-то вычурные шмотки. Жестом он мне показал на стул, где висел костюм. Я оделся – брюки, рубашка, фиолетовый пиджак с четырьмя пуговицами и рукавами, что были в два раза короче, чем должны.

– Местная мода, – произнёс Доржи, предвидя мой вопрос, – чтобы руки не так сильно потели. Кстати, пиджак застёгивай на все пуговицы. Не спрашивай, я не знаю, в каких условиях взращивались их вкусы.

Сам Доржи облачился примерно в то же, что и я, разве что пиджаку он предпочёл зелёновато-чёрный жилет, который забавно сочетался с его лицом и телосложением.

– Теперь парфюм и косметика. Сядь и не вертись.

Я не знал, что именно он делает, но ощущения были неприятные – какая-то мерзкая склизкая губка елозила по моему лицу. После этого причёска, бритьё, какие-то спреи и маникюр, от которого я пытался отбиться, но Доржи, руководствуясь тезисом «у тебя руки не богача, а чистильщика унитазов», убедил меня в необходимости процедур. По ходу дела на меня вываливалась вводная.