Отмена рабства: Анти-Ахматова-2

Стихи про дорогу, по которой сына везли, или: а туда, где молча мать стояла (когда сын ее, достаточно пострадав, уже умер, а у Анны Ахматовой вроде был еще жив, хотя всякий должен понимать — она очень волновалась, потому что никогда нельзя было быть уверенной), так никто взглянуть и не посмел — очень приятно читать, написано гладко, только нельзя представить, что это писала мать. Это — женщина, которая знала о существовании материнских чувств и необыкновенных материнских страданиях, и разжигала в себе эти образы, и очень похоже на правду их описала.

С Богородицей никто не захочет поменяться местами (кроме Ахматовой). Мы ей молимся, зная четко ту непреодолимую пропасть, которая нас от нее отделяет — она СОГЛАСИЛАСЬ, мы никогда не приблизимся к ней, и она всегда будет недосягаемой. Искательницам, монахиням хочется двигаться вперед. Но путь их не прям, он — не к цели, монашество не предписано нам как правильная дорога, это — боковая ветвь. У юной монахини не будет детей. Она не встанет перед выбором: не пожертвовать ли ими. Она не скажет страшного ответа самой себе — значит, подвиг ее никогда не будет великим и она нас ничему не научит.

Анна Ахматова не отказалась даже от хлыстика и перчаток, не пожертвовала ночей своих пламенным чадом — она предложила сразу Леву.

* * *

Лева сердился на мать за то, что она подписала какое-то любовное стихотворение тем числом, когда его, Леву, сажали снова в тюрьму.

О. Гильдебрандт-Арбенина. Девочка, катящая серсо… Стр. 245

* * *

Вот пишет женщина, полностью прожившая славу Анны Ахматовой, каждый день славы Анны Ахматовой был днем ее жизни. Она тоже писала стихи, тоже про любовь, но любовник ее, бывший муж Ахматовой Гумилев, одернул ее: Он сказал, что, если я достигну мастерства «говорить стихами», вряд ли буду иметь такой успех, как Ахматова, — она говорит о чувствах всех решительно женщин, а у меня что-то совсем свое… (О. Гильдебрандт-Арбенина. Девочка, катящая серсо… Стр. 124.)

Был, конечно, прав — Ахматова говорила от имени всех женщин, теми словами, которыми говорятся какие-то любовные стихотворения. Что-то любовное, любовь по-ахматовски — это то, чем женщинам с ахматовским складом предлагается заполнить свободное время, буде оно у них появится, — но уж отложить писание каких-то любовных стихотворений, когда в жизни случаются действительно важные вещи — рождение детей, их учебы, их муки (в случае Льва Гумилева, к сожалению, не в сладком их варианте) — это требование кажется им излишним.

* * *

«Реквием» — это не слишком ново.

Она любила нас искренне, она бы с умилением оплакивала нас; думаю, что она часто рисовала себе такую картину: <…> пожар, <…> мы все погибли <…> преимущество наслаждаться длительной болью утраты, в которой выражалась бы вся ее любовь к нам, потрясти весь город своим видом на наших похоронах, — она удручена, в полном изнеможении, а все-таки духом бодра и стойка <…> пожар мог бы вынудить ее <…> даром времени не теряя, не тратя нервов на колебания, выехать на лето в прелестную ферму Миругрен, где был водопад.

М. Пруст. В поисках утраченного времени. Стр. 168

Анна Ахматова тоже готовится стоически, как ей и подобает, переживать свое неминуемое будущее горе. Говорит красиво, стихи сильные — вот только еще бы ситуация сыновьего распятия не была каждодневной, каждосекундной вероятностью.

Да, Лев Николаевич был очень недоволен «Реквиемом».

* * *

Поразительная деталь.