Отмененный проект

Октябрьской ночью 1956 года Амнон вел свой танк в Иорданию, чтобы отомстить за убийство нескольких израильских граждан. В таких рейдах трудно сказать заранее, какие мгновенные решения придется принимать. Стрелять или нет? Убить или оставить в живых? Жить или умереть? Несколькими месяцами ранее израильский солдат возраста Амнона был захвачен сирийцами. Он решил убить себя прежде, чем его могли допросить. Когда сирийцы вернули тело, израильтяне нашли записку под ногтем: «Я не предал».

В ту ночь первым решением Амнона стало прекращение огня. Ему надлежало обстреливать второй этаж здания иорданской полиции, пока израильские десантники штурмовали цокольный. Он беспокоился о том, чтобы случайно не убить своих. Из рации танка доносились сообщения атакующих. «И вдруг меня поразило: это не приключение с героями и злодеями, играющими свои роли. Люди гибнут по-настоящему».

Подразделение десантников – элиты армии Израиля – несло в рукопашной схватке тяжелые потери, однако доклады с поля боя звучали спокойно, почти обыденно. «Паники не было, – вспоминал Рапопорт. – Я не слышал изменений в интонации, проявления каких-то чувств». Эти евреи стали спартанцами. Каким образом? Он задумался, как бы проявил себя в рукопашной. Он тоже стремился быть воином.

Спустя две недели Рапопорт вел свой танк в Египет. В суматохе боя его танк обстреляли не только египетские, но и израильские военные самолеты. Самым ярким воспоминанием стало, как египетский МИГ-15 пикирует прямо на танк, а он, высунувшись из люка, чтобы лучше видеть поле боя, отдает водителю приказ произвести маневр и выйти из-под удара. Ему казалось, что у МИГа было особое задание – снести ему голову.

Спустя несколько дней отступающие египетские солдаты в полном отчаянии выходили к танку Амнона с поднятыми руками. Они молили о воде и защите от бедуинов, охотившихся на египтян ради их винтовок и ботинок. Еще вчера он убивал этих людей, теперь же чувствовал к ним жалость. Он опять поразился: «Как легок переход от эффективной машины для убийства до сочувствующего человека и каким образом такой переход происходит?»

После войны Амнон решил сменить занятие. «Я немного одичал за два года в танке, – говорил он. – И хотел убраться как можно дальше. Но улететь из страны было слишком дорого». В 1950-е годы израильтяне не говорили о военных стрессах, они только начинали ими заниматься. И Амнон устроился работать на медный рудник в пустыне к северу от Красного моря, по слухам, являвшийся частью легендарных копей царя Соломона. Его математические способности были лучше, чем у остальных работников, большинство из которых составляли заключенные, так что он стал бухгалтером рудника.

В плане удобств копи царя Соломона были не в состоянии обеспечить ни туалета, ни даже туалетной бумаги. «Я пошел, извините, посрать, – вспоминал Амнон. – И увидел на газете, которую взял, чтобы вытереть зад, заметку. В ней говорилось об открытии кафедры психологии в Еврейском университете». Ему было двадцать лет. Все, что он знал о психологии, были имена Фрейда и Юнга, но тема его заинтересовала. Он не мог сказать почему. Натура бросила вызов – психология ответила.

Поступление на первый факультет психологии в Израиле, в отличие от большинства других факультетов Еврейского университета, происходило на соревновательной основе. Через несколько недель после того, как он прочитал объявление в газете, Амнон стоял в очереди, ведущей к монастырю, где находился университет. Его ожидала череда нелепых испытаний, в том числе одно, составленное лично Канеманом. Он написал страницу текста на выдуманном языке, чтобы претенденты попытались расшифровать его грамматическую структуру.

Очередь растянулась на целый квартал. На двадцать мест нового факультета претендовало несколько сот человек. Удивительное количество молодых израильтян в 1957 году хотели знать, что движет людьми. Одаренность студентов также была невероятной: из двадцати принятых девятнадцать стали докторами и только один – мужчина, – получив весьма высокие оценки на выпускных экзаменах, отказался от карьеры ради детей. Израиль без психологии был как Алабама без футбольной команды.

В очереди рядом с Амноном стоял солдат – невысокий, бледный, с детским лицом. Он выглядел лет на пятнадцать и смотрелся почти нелепо в высоких ботинках, форме с иголочки и красном берете десантника. Новый спартанец. Затем он начал говорить. Его звали Амос Тверски. Амнон не помнит точно, что он сказал, зато запомнил, что почувствовал: «Я не был так умен, как он. Я сразу понял это».