Большинство историй, которые рассказывали об Амосе, связаны с его необычным образом жизни. Он существовал в режиме вампира. Ложился спать, когда солнце всходило, и просыпался во второй половине дня. Ел соленые огурцы на завтрак и яйца на ужин.
Он свел к минимуму житейские задачи, которые считал пустой тратой времени. Мог проснуться в полдень и поехать на работу, а в машине по дороге бриться или чистить зубы, глядя в зеркало заднего вида. «Он не следил за временем суток, – рассказывает его дочь Дона. – Это не имело значения. Он жил в своем мире, и вы просто случайно могли с ним там столкнуться». Бог в помощь тому, кто пытался затащить его в музей или на заседание правления.
«Для тех, кто любит вещи такого рода, это именно то, что им нужно», – повторял Амос, цитируя роман «Мисс Джин Броди в расцвете лет» Мюриэль Спарк. «Он пропускал семейные праздники, – говорит его дочь. – То есть приходил, если ему хотелось. В противном случае не приходил». Дети не принимали это на свой счет: они любили отца и знали, что он любит их. «Он любил людей, – сказал его сын Орен. – Ему просто не нравились социальные нормы».
На многое, немыслимое для большинства людей, Амос не обращал внимания. Например, если он хотел бегать – он бегал. Не разогреваясь предварительно, не надевая спортивного костюма… Просто снимал штаны и в одних трусах мчался до тех пор, пока не мог больше бежать. «Амос считал, что люди платят слишком высокую цену, чтобы избежать неловкости, – говорит его друг Авишай Маргалит. – И для себя давно решил, что оно того не стоит».
Он обладал сверхъестественным даром делать только то, что делать хотел. Варда Либерман вспоминает, как однажды пришла к нему и увидела на столе недельную почту. Небольшие стопки, по одной на каждый день, посягавшие на время Амоса. Запросы, вакансии, предложения почетных званий, приглашения на лекции, обращения за помощью с какой-то заумной проблемой, счета… Когда приходила почта, Амос открывал то, что его заинтересовало, а остальное складывал на стол. Каждый день новая корреспонденция отодвигала старую все дальше и дальше. Когда письма достигали края стола, Амос сваливал их, не открывая, в поджидающее мусорное ведро. «В неотложном одно хорошо, – любил говорить он. – Если подождать достаточно долго, оно перестает быть неотложным».
«Если я сетовал Амосу, что должен сделать и то, и се, – вспоминает его старый друг Йешу Колодны, – он неизменно отвечал: нет, ты не должен. И я думал: счастливый человек!»
Прекрасная ясность взаимоотношений с Амосом заключалась в том, что все его симпатии и антипатии непосредственно проявлялись в его поступкках. Дети Амоса хорошо запомнили, как их родители поехали в кинотеатр смотреть фильм, который выбрала их мать. А через двадцать минут отец вернулся. Амос решал, стоит ли смотреть фильм, в первые пять минут. (Если речь не шла о «Блюз Хилл-стрит» (его любимый сериал), или «Субботним вечером в прямом эфире» (он никогда не пропускал это шоу), или игры НБА (он был одержим баскетболом). Затем он снова поехал в кинотеатр и, когда фильм закончился, привез жену домой. «Они уже взяли мои деньги, – объяснял Амос. – Должен ли я отдать им еще и свое время?»
Если по какой-то нелепой случайности он оказывался в окружении человеческих существ, с его точки зрения, непривлекательных, он становился невидимым. «Он входил в комнату и решал, хочет ли он иметь что-то общее с этими людьми, и если нет, то отходил на задний план и просто исчезал, – говорит Дона. – И он никогда не принимал социальной ответственности, очень грациозно, очень изящно, но не принимал».
Порой люди обижались на Амоса. Одних бегающих светло-голубых глаз было достаточно, чтобы сбить с толку людей, которые его не знали. Складывалось впечатление, что он не слушает; на самом деле проблемы зачастую начинались тогда, когда он вслушивался слишком внимательно. «Если он решил, что ты скучен и тебе нечего сказать, – говорит Авишай Маргалит, – он запросто оборвет тебя на полуслове».
Ему и в голову не приходило, что кто-то, с кем он хотел бы провести время, не захочет того же. «Он считал себя неотразимым, – говорит Самуэль Саттах. – Что было странно для столь умного человека». «Он как бы приглашал любить себя, – вспоминает Йешу Колодны. – Если вы пользовались расположением Амоса, любить его было легко. Люди боролись за его внимание». Окружающие спрашивали себя:
Амнон Рапопорт не испытывал недостатка в поклонницах. Прославленный участник боевых действий, храбрец. Израильские женщины, впервые увидев его светлые волосы, загорелую кожу и точеные черты, часто решали, что он самый красивый мужчина, которого они когда-либо встречали. К тому же он получил докторскую степень в математической психологии и стал профессором, которого высоко ценили в лучших университетах мира.