Отменить Христа (Часть II, Москва, Ад, До востребования)

"Сердце твое должно уснуть. Разум твой должен быть холодным и спокойным как гладь озера. Во взгляде твоем должна быть только ненависть и неотвратимость твоей победы".

Не наш принцип, тупое каратистское заклинание, но иногда и оно способно помочь. Я сосредоточился на происходящем подо мной.

... Боевики вытащили брезентовые накидки и, завернув в них прогоревшие до костей тела, оттранспортировали внутрь дома. Захлопнули двери.

Теперь -- самая рискованная и авантюрная стадия операции. Не дать боевикам прийти в себя... Использовать то обстоятельство, что они сейчас злы на весь белый свет, но логически соображать вряд ли способны...

Я уперся в ветви под ногами... с усилием надавил на них, проверяя прочность. Должны выдержать. Вытянулся и аккуратно стащил на себя тяжеленную собачью тушу, за ней -- изрядно похудевший мешок.

Из мешка достал зеленую полоску от футболки и обвязал ее вокруг небритого черепа "кавказца", наподобие "банданы смертника". Наспех смастерил из остатков футболки удавку и накинул ее на овчарье горло. Обдирая руки и тело о кору дуба, спустился со своей ношей вниз.

Быстрее! Быстрее! Счет идет на секунды!

Подобрал самый толстый нижний сук, вздернул на него тело и оценил проделанную работу. Производит эффект! Похабно обритый висельник с зеленой моджахедовской банданой на лбу. Обритостью подчеркивается карикатурная лохматость морды. Сама морда очень похожа на... ммм... лицо одного выдающегося героя-террориста. Говорил я уже. Труп овчарки подвешен мною так, что его хорошо видно из "глазка" офиса.

Ну, была -- не была. Пригибаясь, я побежал ко входу в "чеховскую" крепость. Нажал на звонок и врос в стену рядом с дверными петлями. Если повезет...

Додумать не успел. Дверь широко распахнулась и полетела прямо на меня. Сейчас, если ее не придержать, она дойдет до естественного упора, наберет обратный ход, и я останусь открытым.

Стопой ноги я притормозил нижний край двери. Она замедлила ход... остановилась... и я оказался в надежном укрытии между дверью и стеной.

Боевики, разгоряченные последними событиями и только что увиденным, не обратили внимания на небольшую неестественность в поведении двери.

Я стоял во тьме и слышал только гортанные выкрики, перемежаемые отборным русским матом. Впрочем, продолжалось это недолго: боевики ломанулись снимать карикатурного висельника, я выскользнул из укрытия и ворвался в дом.

В коридоре было пусто, прямо у дверей лежал огромный сверток с телами только что сгоревших боевиков. Сработало! Как я и предполагал, весь личный состав крепости -- за исключением вожака-Шамиля, что самое главное! -вывалился наружу: найти наглеца! Отомстить ему за смерти... за оскорбление!

Сколько у меня есть времени, пока бойцы не догадаются заглянуть домой? Судя по вою, доносившемуся здесь, "чехи" распознали объект карикатуры. Сварганил я "карикатуру" на скорую руку, но очень уж она характерной вышла. Лишние десять-пятнадцать секунд выигрыша. Затем бойцы начнут рыскать по двору и окрестностям в поисках диверсанта...

Поиски будут вестись эмоционально и беспорядочно до тех пор, пока самый сообразительный из "духов" не возьмет командование на себя и не поделит обследуемую территорию на квадраты -"улитку".

Пока "духи" услышат призыв командира, пока соберутся, пока пройдет их оперативка... еще секунд пятнадцать-восемнадцать резервных. Это для мирных граждан полминуты -- ничто, пустяк, а для меня -- вагон и маленькая тележка времени. Истинно сказано: "не думай о секундах свысока!".

... Резерв времени я употребил на то, чтобы привести в порядок дыхание, взвести сашкин "браунинг". И не просто рванул на себя дверь в приемную Слуца-Шамиля, а ме-е-едленно потянул ее на себя. На все остававшиеся двадцать неучтенных секунд. Нелишняя страховка. Взгляд человека фиксирует быстрые движения и почти не различает медленные изменения обстановки. Если Шамиль сидит или стоит у себя в комнате лицом или анфас ко входу, медлительность может спасти меня. Импортная пневматика офисной двери тоже играла на руку. Дверь растворилась абсолютно бесшумно.

Шамиль сидел у окна, спиной ко мне и наблюдал за действиями своих телохранителей.

...-- Эй, Шамиль, знаток истории, любимец женщин и убийца малолетних детей! Повернись ко мне, прими смерть как мужчина. Я хочу посмотреть, соответствуешь ли ты сам декларируемым принципам мужества... И не встанешь ли ты сейчас на колени, не станешь ли молить о пощаде, не поползешь ли целовать мне ноги, когда смерть в моем облике ухмыльнется тебе своей самой обворожительной улыбкой.

Эй, Шамиль, не так ли вы поступали с нашими пленными пацанами-срочниками, глумясь и унижая их, перед тем, как перерезать им горло?

Эй, Шамиль, я не заставлю тебя брать в рот, как это делали вы перед расстрелом малолеток. Мне хватит и одного взгляда на тебя, чтобы понять все... Здравствуй, это я, твой ночной кошмар!..

Велик был соблазн произнести нечто подобное, или, по крайней мере, окликнуть:

-- Эй, Шамиль!