Отмороженный

Он вылез из кабины, и тут же попал в гущу горячего спора. Похоже, старухи не хотели его отдавать. Другое дело – молодежь. Буквально осатанели, хватая за рукава людей с зелеными повязками. Но вот одна старуха, яростно крича, растолкала их всех и привела к Павлу бородатого мужика средних лет в чалме.

– Это мой сын! – сказала она. – Он здесь главный. Ты спас меня, мою сестру, племянницу от этих бандитов.

Молодежь снова заспорила, замахала руками.

Сын старухи поднял обе руки вверх, как бы сдаваясь, и все замолчали.

– Ты спас мою мать, – сказал он. – Ты спас ее сестру и племянницу от бандитов! От них больше вреда, чем от русских. Они – позор чеченского народа! Поэтому, – сказал он после того, как все замолчали, – я готов тебя отпустить назад в Россию, если обещаешь, что не будешь воевать против нас.

– Я не имею права, – сказал Павел, страдая от жары и чувствуя, как саднят раны от налетевших мух, которых он не мог достать рукой. – Я выполняю свой долг. Как вы выполняете свой.

Молодежь снова загалдела, требуя расстрела русского. Но мать главаря снова вступилась за своего спасителя. И снова стала что-то по-своему доказывать сыну.

– Ты настоящий воин! – сказал тот. – Ты ответил как мужчина. И я отпускаю тебя без всяких условий, хотя знаю, сколько чеченских воинов ты сможешь убить. Но ты это сделаешь, я верю, в честной схватке. Ты не будешь позорно сбрасывать бомбы на деревни, которые мы здесь защищаем. Не будешь сжигать и грабить наши дома…

– Такого приказа я не отдам, – сказал Павел.

Главарь протянул ему руку.

– Меня зовут Имай! – сказал он. – Я бы хотел если попасть в плен, то к тебе, если получить пулю – то от тебя. Ты свободен!

– Меня зовут Павел Тягунов. Я майор Российской Армии, – сказал Павел, пожимая его руку. – И желаю, чтобы никто из нас не попал ни к кому в плен или в прорезь прицела. Желаю всем вам вернуться домой.

И чуть покачнулся. Тепловой удар, подумал он, надо устоять. Но его уже подхватили на руки и занесли в ближайший дом. Там дали воды, обмыли и обработали раны.

– Вот мы тебя вылечим, а ты вернешься к своим и будешь убивать наших мужчин? – спросила его на ломаном языке молодая женщина.

– Не суди ее строго, – сказал Имай. – Ее мужа и брата убили. Я сам служил в армии и знаю, что такое долг. Мой приказ останется в силе. Переночуй с нами, утром уйдешь.

– Но может, вам лучше обменять меня на кого-то из ваших? – спросил Павел. – Это будет по справедливости. Это все поймут правильно.

Они снова горячо заговорили, заспорили, поглядывая на добровольного пленника.

– Ты настоящий мужчина, – сказал Имай. – Так и сделаем. Обменяем тебя на воина. Если бы в России и в Чечне все рассуждали, как ты, никогда бы войны не было. Жили бы как братья!

Наверное, писал когда-то стихи, подумал Павел. Вот не ожидал встретить среди них говорящих с таким пафосом. А главное, все с ним согласны.

Все одобрительно кивают. Прямо оперная сцена. Когда-то в оперу его водила Алла.

– Я был учителем русского языка и литературы, – сказал Имай, приглядываясь к Павлу. – Вот что война сделала со всеми. Великий Толстой писал про Хаджи-Мурата, неужели ваши правители его не читали?

…Утром Имай разбудил Павла.

– Вставай, пора ехать, дорогой. Русские согласны обменять тебя. Только если подсунут нам какого-нибудь уголовника, как в прошлый раз, никакого обмена не будет. Я лучше так тебя отпущу.

И как был, в шортах и шлепанцах, вышел в сад, где в глубине среди деревьев стоял старый, обгорелый, покрытый ржавчиной танк Т-55. К его дулу была привязана бельевая веревка, на которой висели выстиранные тряпки.

Хозяин залез в танк, на место водителя. Люк с визгом и скрежетом давно не смазанного металла с трудом повернулся в сторону. Завел двигатель. Сад наполнился синеватым вонючим дымом. Из дома выбежали женщины, замахали руками, но – поздно. Веревка оборвалась, и под крики женщин, на которых Имай не обратил никакого внимания, танк выехал из сада на пыльную дорогу. Павел догнал его и сел на броню. Они ехали по некогда богатой деревне с черепичными крышами, гаражами и металлическими воротами. За ними бежали мальчишки, что-то кричали, улыбаясь, кидали вслед камнями и комьями грязи, стараясь попасть в русского. И вот подъехали к охраняемому несколькими подростками с дробовиками большому сараю. Имай вылез из танка, приблизился, что-то сказал им. Те покачали головами, глядя на Тягунова. Потом нехотя отодвинули железный запор с дверей. Они вошли внутрь, Павел, подумав, вошел тоже. Там было несколько заросших, исхудавших пленных солдат и пара мужичков-бомжей, оборванных, в чем только душа держалась…

Рабы, вспомнил Павел рассказы бывалых. Держат русских как рабов. И при случае обменивают, как пленных, на своих родственников. А после, приглядевшись во тьме, увидел еще одного – офицера, прикованного цепью к стене.

– Мы договорились обменять трех на трех, – сказал Имай Павлу. – Тебя, еще двоих надо подобрать.

Павел молча смотрел на офицера. Он с трудом узнавал его и не верил своим глазам.

– Паша… – пригляделся тот. – Ты? Здесь? Это я, Прохоров. Ваня. Не узнаешь?