Отмороженный

– Спорим! – Он вошел тогда в азарт, желая хоть что-то доказать этой столичной гордячке. – Спорим, что я пошлю твоего Тягунова на этой же неделе на высшие курсы переподготовки при Министерстве обороны? На год! Такой разнарядки у нас еще не было, но это дело поправимое.

Она серьезно смотрит ему в глаза.

– Нет, ты в самом деле?

– Спорим?

– На что? – откидывает она голову, внимательно его разглядывая.

– На то самое. Что он там получит новое назначение и повышение. Если только хорошо будет заниматься. А ты – правильно себя вести.

– Это как, – нахмурилась она, – правильно? Сигануть к тебе в койку?

– Не задавай глупых вопросов. А как же опера? Она почти готова. Отыграем сначала, как ты считаешь? Все-таки «Кармен».

– Заметано, – сказала она. – Но сначала приказ и два билета на меня и мужа до Москвы. Словом, все документы на стол.

– Ну да, – усмехнулся Сережа. – Тебе дай, а ты продинамишь.

– Ты же джентльмен! Или со своих дамочек берешь предоплату?

– Заметано! – сказал он. – В ночь перед отъездом, чтобы потом не было разговоров, я поставлю его в караул. А ты придешь ко мне.

Они испытующе посмотрели друг на друга. Потом она поднялась и, не оглядываясь, пошла к воде.

…Такой был разговор. Горюнов ходил по берегу реки, всматриваясь и вслушиваясь, будто трава и песок могли сохранить их следы и голоса. Тягунов и Прохоров чем-то были схожи. Внешне, по крайней мере. Еще он вспомнил, что Прохоров как стрелок ничем не выделялся. Вообще во всем был средним. А Тягуновым восхищался. Вот вам исключительный снайпер, господин Турецкий, которого вы ищете. А чем плоха такая версия? Ничем не хуже вашей. Но только я вам пока ничего не скажу. Разберемся сами. Если это Паша Тягунов, то он, видно, решил не спешить. Сначала отыграется на ком-то другом. Как бы постепенно сужая круг.

Вот бы не подумал, что он такой мстительный… Если это он.

Я сам позвонил Косте Меркулову, не дожидаясь его дежурного звонка.

– Мне нужна твоя санкция на прослушивание телефонных переговоров, то есть телефона Сергея Горюнова, – сказал я.

– Он же уехал.

– Когда-нибудь вернется, – сказал я. – Слава послал своих ребят в Барнаул. Возможно, он где-то там. Его надо во что бы то ни стало отыскать.

Костя задумался.

– Все-таки он помощник замминистра обороны, – сказал он. – Мало ли какие разговоры военного характера может вести.

– Я имею в виду вовсе не его служебный телефон. Я говорю о домашнем. По своему личному телефону он не имеет права вести неположенных разговоров.

– А что, это единственная нить, ведущая к разгадке этих таинственных убийств?

– Не исключено. Прохоров, скорее всего, не причастен. Пальцев его ни в той квартире, ни в гостинице обнаружить не удалось. Фоторобот с фотографией имеют мало сходства. Если, конечно, он не делал пластическую операцию, изменив лицо и дактилоскопический рисунок своих рук.

– Ты сам-то был на месте последнего убийства? – спросил он.

– Разумеется. Осмотр уже произвел. Самолично, – ответил я. – Видел и осмотрел отдаленный дом, откуда был произведен выстрел, которого никто не слышал. Никаких следов и вещдоков криминалисты не смогли обнаружить. Мы работали всю ночь. Эксперты занимались пулями и пальцами. Две винтовки пока фигурируют в деле, а третья не появилась.

– Что-нибудь узнал о Салуцком? – спросил он.

– Информацию собрали. Как следственным, так и оперативным путем. Но нет ничего, что бы вело к разгадке тайны. Ничего новенького.

– Фрязин вернулся?

– Ждем-с, – сказал я. – С минуты на минуту. Только я сомневаюсь, что это что-нибудь прибавит. У тебя все?

– Так это ты мне звонил! – засмеялся Костя.

Он всегда, как никто, чувствовал мое настроение, в данном случае – паскуднейшее. Будто стоишь перед глухой стеной, на которую надо взобраться. И ищешь, нащупываешь малейшие выступы или выемки, чтобы было за что ухватиться. Он знал, что в такие минуты отчаяние, переходящее в панику, может лишить способности спокойно размышлять.

– Не падай духом, – сказал он.

– А падай брюхом! – продолжил я. – До вечера?

Вечером мы должны предстать перед очами генерального, доложить о результатах следствия. Пару недель он для нас отвоевал – ни пресса, ни кто другой нам не мешали работать. Только и всего. Две недели – два покойника. Вот такой сейчас счет. Такая хронология.

Я посмотрел на часы. Где же Володя Фрязин? Уже не так жду его пули, как его самого. Вспомнил его интеллигентную маму, когда орал матом на этих фашистов-националистов, представив, как она будет смотреть на меня с немым укором. И еще предложит чай – мне, виновнику того, что ее сын оказался заложником.

К тому же улетел не долечившись. Хуже нет незавершенки. Все следует доводить до конца или лучше вовсе не браться. Поэтому пулю, которую он мне везет, мы, конечно, тоже сравним с другими пульками, изъятыми с места происшествия.

А дальше? Кстати, Костя не зря спросил о Салуцком. Что его может связывать с этими помощниками, ныне убиенными? Я уже не говорю о бандите Садуеве и фашисте Меланчуке. Ничего себе компания…

Я отыскал у себя телефон банкира Савранского и набрал номер.