Отмороженный

Теперь придется отчитываться и в этой инстанции. Потом про мой культпоход по наитию узнает жена. Она не будет задавать вопросы. Она будет давать задания на дом. Зайти в аптеку, кулинарию, взять пару батонов и чего-нибудь к чаю…

– Зайди и закрой дверь, – сказал я Ларе. – С этой стороны, с этой.

Я обнял ее за плечи. Вполне по-товарищески. Хотя не прочь был сделать это по-иному. Тем более она уже зажмурилась в предвкушении.

– Пойми, – сказал я. – Это необходимо. Как-нибудь в другой раз. После того как поймаю этого снайпера, будь он неладен, сходим куда-нибудь.

– Жене ты говоришь то же самое? – отстранилась она. – Только не ври!

– Зачем врать? – пожал я плечами. – Увы, арсенал моего вранья так скуден. Ничего не могу придумать новенького. Так что помоги мне поймать его побыстрее.

– Сегодня уже пятница, а он до сих пор никого не пристрелил, – вздохнула она. – А мы до сих пор тыкаемся, как слепые котята.

Я усмехнулся: секретарь чувствует себя полноценным членом моей бригады.

Прозвенел звонок. Это жена.

– Подними трубку и скажи, что я у генерального на совещании, – сказал я. – Это наполовину правда. Я там должен быть.

– Здрасте, Ирина Генриховна! – радостным голосом поздоровалась Лара. – Я вас узнала. Ну что вы, что вы… Александр Борисович просил передать, что будет поздно. Но обязательно вам позвонит, как соберется домой. Вы так думаете? Вы в этом уверены? Ну не знаю, не знаю. По-моему, он не такой человек. Что вы говорите! Ох, поздравляю! Я не спрашиваю, сколько ей исполнилось, но от души поздравляю! Ну что вы, он все помнит. Спрашивал всех, что бы купить дочке, сегодня у нее день рождения. Ну закрутился, сами знаете.

Я слушал эту болтовню, чувствуя себя последней сволочью. Забыть про день рождения дочки! И что теперь делать? Вырвать трубку и заорать, что все не так, что я вот-вот приеду?

Лара положила трубку. Посмотрела на меня внимательно.

– Кто она? Это спросила ваша жена, Александр Борисович, а мне только остается присоединиться к вопросу Ирины Генриховны. Итак, кто же она? Я ее знаю? Чтобы из-за какой-то, простите меня, бабы забыть про свою дочь? – Ее голос дрогнул.

– Я ничего не забыл, – сказал я. – И не собираюсь перед тобой отчитываться.

– О да, кто я такая! – всхлипнула она. – Я думала, вы другой, не такой, как все! Из-за вас я живу в этой лжи, все время притворяюсь, отказываю достойным парням, своим сверстникам… Чего и кого ради?

Я молча собирался. Показать ей на дверь? Утешить, как всегда, прижав к себе? Запереть дверь на ключ, как это уже бывало, когда она устраивала мне истерики? Неплохо. Только у меня уже нет времени.

У меня важная встреча. У меня – дело. Мое профессиональное дело. А это на сегодня важнее всего. Даже дня рождения дочери. Которая, надеюсь, простит. А когда-нибудь поймет.

Так же молча я открыл дверь кабинета, а когда она, вздохнув, проходила мимо меня, чуть прижал ее к себе, но она меня тут же оттолкнула. Может, и к лучшему.

Военный городок не узнать. Чистота и порядок. Из окон казарм вместо разнузданной попсы доносится теперь сплошь оперная музыка. Солдаты маршируют только под марш из оперы «Любовь к трем апельсинам». Словом, всеобщая подготовка к постановке «Кармен» поставила весь личный состав на уши. Все подтянуты, наглажены и выбриты. В воздухе разлиты сплошное благолепие, благонравие и благовоние.

Солдатские ларьки перевыполнили планы по продаже одеколона, а техника простаивает в своих боксах – не до нее. Не так уж часто в полку появляются столь красивые женщины.

К тому же Алла сумела всех втянуть в это культурно-массовое мероприятие, которое приобрело особое значение в свете предстоящего смотра художественной самодеятельности округа.

В день премьеры съехались именитые гости. Включая офицеров штаба дивизии и местных руководителей.

За кулисами всем распоряжалась молодеющая день ото дня Аглая Степановна. Еще бы! При ней постоянно и безропотно трудились три солдатика, которых, пока шла подготовка, к ней прикомандировали по ее требованию, как они ни упирались. Проблема, судя по всему, была на троих одна: или тюрьма, или строить декорации под ее тяжелым, плотоядным взглядом. В полку все всё понимали, пацанов жалели, но поделать ничего не могли.

– Вы почему от меня прячетесь? – обычно выговаривала она этим бедолагам. – Будете со мной, пока не закончится спектакль, а вечером поможете мне убрать клуб, когда все разойдутся.

– Или пойдете на кухню котлы драить, – подытоживал, предлагая альтернативу, посмеивающийся сержант. В глазах солдатиков вспыхивала некая надежда, но тут же угасала, когда она обнимала их за плечи, выговаривая:

– Идите, идите, сержант, мы сами обо все прекрасно договоримся. Они хорошие мальчики, будут мне послушны и больше не станут от меня прятаться.

На сцене между тем развивалась драма, зрел и наливался кровью пресловутый любовный треугольник. Многие зрители невольно сопоставляли происходящее в спектакле с треугольником реальным, складывающимся у них на глазах.