'Основной его мыслью было: 'И как же это меня угораздило?' Жил себе, жил, никого не трогал... почти... иногда... Нет, все-таки разумного объяснения тому, как мужик хорошо за пятьдесят, счастливый муж, отец и дед вдруг в одночасье оказался на фронте Первой Мировой. 'Шел, споткнулся, упал, ударился головой. Очнулся - ... ФРОНТ!' И ведь самое обидное, что почти так оно и есть...'
Глеб Константинович Львов извлек из кармана портсигар с массивными золотыми накладками, вытащил папиросу, чиркнул спичкой и закурил. Машинально протянул портсигар ординарцу:
- Будешь?
- Премного вами благодарны, Глеб Константинович, - младший унтер-офицер чинно принял папироску, замолотил кресалом по кремню, раздул фитиль и тоже окутался клубами сизого табачного дыма.
В отличие от своего командира, ординарец не утруждал себя особыми рассуждениями. Странный у них ротный, ну да и Бог с ним. Солдатешки, знамо дело, стонут от евойных придирок, но больше для виду: кормёжка в их роте самая-разсамая, сапоги у всех целые, шинелки - тоже. И попусту класть своих их благородие сам не станет и другим не дает. Так что хоть и постанывают солдатики, а скажи кто из чужаков хоть слово против их командира ротного - пущай Господа благодарит да ангелов-заступников, коли зубы в горсти не унесет! А то! Небось вся рота видела, как их благородие артельщика мордовал за прокисшую капусту. Так отделал - ого! В иной деревне конокрада легче бьют. А напоследок макнул их благородие штабс-капитан болезного мордой в прокисшие да вонючие щи, да и держал там, покуда тот еле-еле не сварился! С той поры его солдатешки сильно зауважали.
А что с придурью штабс-капитан, так он и ничего. Известно - барин. А у бар всегда придурь какая нинаесть, а сыщется. Вот взять хотя бы, как он в ординарцы попал. Ехал себе, ехал в Белгорайский полк, а тут их благородие возьми, да и подвернись. Постоял-постоял, потом ушел куда-то, а потом - приказывают: собирай, мол, свои пожитки, да вот с их благородием и ступай. Оказалось, что их благородие Глеб-то Константинович, его у ротного в карты выиграл. И как-то так запросто сразу с ним стало - даже удивительно! Опосля уж как-то не выдержал, спросил: зачем я, мол вам понадобился-то, вашбродь? А Глеб Константинович только усмехнулся эдак, да и говорит: 'А усы, мол, мне твои приглянулись. Тебе, - говорит, - еще бы бурку, да папаху...' Вот и знай-понимай: не хотит сам говорить, а коли так - так тому и быть. Чай, не поп, их благородие не исповедую.
Тем временем штабс-капитан Львов отбросил окурок, и снова погрузился в воспоминания. Вот шел себе человек, слегка навеселе, от старого друга, да еще и сослуживца-однополчанина в придачу. Шел себе, шел и надо ж ему было ввязаться в разборки каких-то малолетних преступников. Двоих свалил, а потом ка-а-ак дали по голове - аж в глазах потемнело.
Проморгался - здравствуй, жопа, Новый Год! Прет на тебя какой-то бешенный реконструктор в прусском фельдграу образца одна тысяча девятьсот четырнадцатого года, да еще и норовит штыком в животе поковыряться. А штык у него ни хрена не резиновый, а самый настоящий, стальной. Как увернулся, сразу и не вспомнить, а в руке чего-то тяжелое как раз оказалось - этим-то тяжелым и двинул реконструктора в висок. В аккурат под обрез кожанного шлема с пипкой.
Тяжеленная штуковина в руке оказалась пистолетом 'маузер', а при нажатии на спуск выяснилось, что он еще и заряжен. А вокруг месились... никакие это не реконструкторы! В натуральной траншее шла рукопашная между бородачами в форме русской армии и какими-то гадами в немецкой форме. Прежде чем он успел сообразить, что собственно происходит, рука сама подняла 'маузер', и двое прусских гренадер отправились на встречу с создателем.
Дальнейший бой помнился плохо, урывками. Он кого-то бил, от кого-то уворачивался, куда-то бежал... Это потом, после, молоденький прапорщик с окровавленным рукавом кителя поинтересовался: почему вместо привычного, уставного 'За Веру, Царя и Отечество!', господин штабс-капитан изволили бешено вопить: 'За Родину! За Сталина!' И кто, собственно, такой, этот 'Сталин'?
Выяснилось, что умелыми действиями штабс-капитан Львов не только остановил атаку противника, но и перешел со своей ротой в контратаку, ворвался на плечах отступающего противника во вражеские траншеи, захватил два пулемета и три десятка пленных, в том числе двух офицеров. Во всяком случае, именно так был написано в представлении к очередному 'Стасику'. Только получить он его тогда не успел. На следующий день схлопотал по морде куском снаряда. Хорошо хоть, что жив остался...
Вернулся в свой полк лишь зимой, заодно раздобыв себе в роту нового ординарца. Услышал, как кто-то в воинском эшелоне окликнул своего товарища и встал как вкопанный. Еще бы, такая фамилия! А уж когда выяснил, что и имя-отчество совпадают... Ну кто бы тут устоял? Выцыганил будущего героя гражданской войны у его комроты, и вот. Теперь рядом едет. Еще бы его комиссара отыскать... хотя он, кажется на фронте в Империалистическую не воевал.