Отмщение

И вот уже можно, прищурившись, заметить, что не все здесь мертво. На покореженных останках техники сидят десантники. Немного - всего семеро. Одежда в копоти, часто опалена, истерзана в лоскуты. На черно-серых от дыма и пыли лицах бездонно глубокие, чистые глаза. Уставшие, яркие, сухие. Кто-то курит, затягиваясь так, что за раз истлевает по четверти сигареты. Но дыхание ровно, спокойно. Кто-то просто сидит, устремив взгляд к небу. Небо затянуто молочно-сизыми волнами облаков, валит густой снег - но ни ветра, ни шороха. Тишина - тишина, что даже не звенит. Другие смотрят под ноги. Там постепенно - одна за одной - белые хлопья засыпают следы боя: кровь, копоть, выщерблены на брусчатке, тела товарищей и недругов - все исчезает, уходит из настоящего к минувшему. Разрывая последние редкие связи пути тех, для кого война ещё не закончена с теми, кто до донышка выполнили долг. Но сколько ни смотри, сколько не жди, не проси - память не скрыть под холодной пеленой.

Кузнецов до боли, до зубного скрипа переживал произошедшее. Однако этой картины ждал. А вот открывшегося вблизи - нет... Лиц почти не различить. Но в сидящего прямо на камнях человека адмирал узнал сразу. Всем он схож с товарищами - та же копоть, та же кровь, грязь на одежде. Только глаза... Лишь на миг распахнулись - и этого оказалось достаточно.

Бывает, что в глубине взгляда тлеет боль, бывает - ледяное равнодушие, отрешенность, или - полыхающий вихрь ненависти. Много таких глаз довелось повидать Кузнецову в жизни, которых мечтал не видеть. Но самые страшные из всех - мертвецки-пустые. На лишенном выражения лице лишенные жизни глаза - ослепительно-белые, чистые. Зрачки же наоборот - почти до краев заполнены чернотой. Чернотой матовой, мутной - где ни свет, ни взгляд не отражаются. Всё умирает лишь докоснувшись до них. И эта густая чернота - лишь слабый отголосок той, что пожирает сердце изнутри. В этом взгляде не видно ни разума, ни жизни. Именно это вновь увидел Кузнецов. И сразу же узнал. А после с ужасом оглянулся, умоляя всех и вся скорее ослепнуть, солнце погаснуть, чем увидеть...

Чемезов и Алиса... У адмирала на миг замерло сердце. Грудь сдавило, стиснуло, пробрало ледяными когтями. Мир вокруг помутился - поплыл словно в горячечном бреду. Разум, упрямо цепляющийся за надежду, за фантом и призрак, отказывается верить... Но нет, не может быть ошибки.

Смерть, наверное, иногда действительно бывает величественной. Часто - самоотверженной, героической. Но ужасной - всегда. Думающие иначе часто либо судят отстраненно и не знают, не понимают всей полноты, либо - явные лицемеры. И никакое геройство, никакой подвиг не заменит близким оставшейся в сердце пустоты. Это мы знаем с ранних лет, но понимаем только испытав однажды.

Кузнецов спрыгнул с брони, пожалуй, даже не до конца осознавая, что и где делает. Сидевший в открытом люке башни сержант сразу же окликнул водителя, для верности толкнув ногой между лопаток. Бронированная машина резко затормозила, клюнув носом - так, что десантники чуть не кувыркнулись с брони. Движение колонны остановилось. Из середины строя уже через несколько секунд прибежал встревоженный лейтенант. Гречко быстро подскочил к адмиралу, даже открыл было рот. Но вопрос так и не сорвался с языка. Заметив направление взгляда командира, а так же преобразившееся лицо, лейтенант рот закрыл и поспешил отступить. Вернувшись к подчиненным, быстро раздал указания строиться по периметру, занимая оборону до выяснения. Свободным же десантникам - живо помогать раненным. После - тщательно проверить здание администрации вдоль и поперек. Сам же, стараясь не отвлекать Кузнецова, начал аккуратно расспрашивать выживших штурмовиков.

Кузнецов стоял, не чувствуя ни холода, ни боли, ни времени. Сам он полагал, будто прошла вечность, прежде чем сумел очнуться. Но на деле не позволил и лишней минуты. Точно так же, как ещё недавно поступил Фурманов. Рывком вынырнув из глубины отчаяний, адмирал чуть качнулся, с трудом поймав равновесие. Мир, потребовавший свое, ударил беглеца со всей беспощадностью. Адмирал решительно встряхнул головой - до тянущей боли в висках, до тошноты. Впереди, как всегда, вновь бесконечное множество дел. А для скорби, увы, нет места.

Наклонившись, адмирал крепко взял Юрия за руку - тот и не думал сопротивляться. Рывком подняв полковника на ноги, Александр решительно пошел прочь. За спиной оставалось то, с чем нельзя бороться и невозможно примириться. Но можно попробовать убежать. Уводя Фурманова, Кузнецов и сам изо всех сил надеялся, что сумеет...

... Ильин прибыл к зданию администрации не сразу - оставлять войска до окончания штурма полковник считал неприличным. Тем более, что встречу задержать на несколько десятков минут несложно. А вот закончить - хотя бы начерно - зачистку города необычайно важно. После успешного маневра с прорывом через кольцо окружения, Ильин ждал ответного удара, как само собой разумеющегося. Удара как минимум пары дивизий. В лучшем случае. В худшем - чего угодно, вплоть до армии, да ещё и с разных направлений.