Отмщение

Из Томска бригада вышла успешно - в полной темноте, прячась за густой облачный покров. Светомаскировка тоже организованная на уровне: по густонаселенным районам и вплоть до более-менее лесистых мест машины двигались в две колонны друг за другом с выключенными фарами. Будто слепые за поводырем. Затем быстрый бросок через лес - и по люду реки полным ходом железный поток понесся к Новосибирску. Всё будто казалось неплохо. Но это, увы, стало фатальным заблуждением.

Бригада угодила в капкан почти на пороге города. В ловушку противник превратил весь изгиб Оби от Белоярки до Красного Яра - изощренным издевательством здесь и не пахло, хотя названия случились сомнительные. Вероятно, противник даже не обнаружил продвижение десантников - предугадал. А ведь раньше за немцами не наблюдалось - подобную прозорливость демонстрируют впервые. Как предположил Кузнецов, действиями излишне ретивых советских заинтересовались "на верху". Что и было чистой правдой. И в зависимости от степени высот этого самого верха прогнозы вырисовываются один мрачнее другого...

Так или иначе, но в расставленную ловушку угодили с размаху - и сразу по уши. В силу объективной технической слабости даже не заметив. Тревога поднялась только когда противник сам обозначил присутствие... Сделано было со вкусом и изрядной долей цинизма: ночь вспыхнула тысячами огней вдали - от горизонта до горизонта, в небе, ожесточенно рассекая морозный воздух лопастями, зависло с десяток вертолетов, не преминувших ударить по глазам жертвы мощными прожекторами.

Сразу вслед психической атаке со всех сторон грянул ровный, уверенный голос: "Русские! Сдавайтесь! Вы окружены. Сопротивление бесполезно и бессмысленно. Дальнейшее упорство приведет к ненужным жертвам!" И так по кругу.

Надо отдать должное, Кузнецов не растерялся ни на миг - более того: адмирал внутренне готовился к чему-то похожему, проигрывая в уме варианты. Хотя сейчас поводов для отчаяния оказалось предостаточно: бригаду зажали на льду, который можно просто проломить и устроить изощренную месть за Чудское озеро. Кроме того по левую руку густой, труднопроходимый лес, плюс почти отвесный берег до пяти метров. А справа - открытое пространство, простреливаемое и просматриваемое "на ура": на изгибе старица и заболоченные берега подмерзли, образовав на несколько километров открытую террасу с редкими вмерзшими в панцирь деревцами и кустарником. Отступать некуда - ни отступать, ни бежать.

Понимая, что единственный залог успеха - скорость, адмирал приказал немедленно развернуть последний оставшийся штурмовик. И уже через десяток секунд машина тяжело прыгнула в ночь...

"Один, два, три, четыре... - секунды тянулись медленно, невольно отдаваясь в сознании гулкими ударами, в тон надсадному биению сердца. - Отрыв! Теперь ещё немного подождать!... Ещё!" Кузнецов оттягивал до последнего, чтобы не выдать ничем намерений - и без того мало шансов осталось. Лишь за считанные мгновения до предполагаемого времени взрыва, адмирал крикнул:

- Ложись! Глаза!!

Команда волной прокатилась по строю - и, наученные Томском, бойцы не заставили себя упрашивать. Слаженно, будто не один год тренируясь исполнять эту команду "все вдруг", десантники моментально упали на лед, прикрывая руками голову... Однако прошла секунда, другая... Тишина. Ни взрыва, ни шороха...

Кузнецов первым поднялся на колено и, даже не отряхивая снег, до рези в глазах принялся всматриваться вдаль. Ничего... Только ослепляющие пятна прожекторов и утопающий в густой черноте остальной мир.

Но вот адмирал заметил движущуюся точку... Штурмовик! Раскаленные сопла на фоне вспыхнувшей ночи едва заметны, и все же! "Почему нет взрыва? Почему?!" - единственная мысль обнаженной жилой билась в сознании Кузнецова. Нет ответа...

Но вот в небе возникла совершенно иная, смертоносная расцветка: фосфорицирующие зенитные снаряды со всех сторон пронзают ночь, пульсирующие трассы щедрым сплетением опоясывают отчаянно маневрирующий штурмовик. Без шансов. Один вираж, другой - и, потеряв скорость, потеряв пространство маневра, машина становится под удар. Есть в этом некая обреченность, безысходность. Когда сознание продолжает лихорадочно искать выход, видит его, но жестокая физика по инерции упрямо тянет тебя к пропасти. Как оказалось, Кузнецов увидел последний самолет лишь чтобы стать свидетелем последних секунд жизни металлической птицы.