Компания в полном составе покинула дом. Но только через пять минут, убедившись, что территория свободна от посторонних, «дети подземелья» покинули убежище. Катю качало, она была бледна, как моль. У девушки совсем не осталось сил. Он довел ее до софы, она свалилась замертво, молитвенно воззрилась в потолок. Он сбегал в сени, запер дверь на задвижку, проверил вид в окне.
— Вот это да… — зачарованно прошептала Катя.
— Да уж, не хухры-мухры, — согласился Павел. — Они еще вернутся, слышала? Они всегда возвращаются. Если придут, то ты выходила гулять на пруд — прошла переулком, сквозь заброшенный участок — и так далее. Пьяная была, не помнишь. А я в это время спрячусь в облюбованном месте. Доходит?
— Угу, — пробормотала Катя и уснула.
Она очнулась в районе трех часов, в панике вскинула голову, посмотрела на часы. Какой ужас, это не сон, это явь! Она лежала в собственном доме, будь он неладен. Вскочила, вся взъерошенная — и внутри, и снаружи, вцепилась в подлокотник. Масса вопросов в голове: что, где, когда? Вроде целая, одетая, никуда не привязанная, но в голове большой переполох. На улице было тихо. В горнице тоже никто не работал дрелью. Солнце сдвинулось по небосклону, зашло за крышу, и в доме властвовал полосатый сумрак. Ветка рябины за окном совершала монотонные колебания, и по полу ползали прерывистые тени. На столе возвышался пакет с едой, какая-то посуда. Сумочка пребывала в целости и сохранности. На ногах ее были ботинки на тоненькой подошве, купленные на распродаже неделю назад. Очень странно, когда она укладывалась спать, ботинок на ногах не было. На табуретке в зоне полумрака кто-то сидел и смотрел на нее. В горле стало сухо. Она всмотрелась. Мужчина подъехал ближе вместе с табуреткой. Из полумглы проявилось осунувшееся, гладко выбритое лицо с резко обрисованными скулами. Волосы индивидуума были пострижены — не идеально, но терпимо — и зачесаны назад. Густые брови, сеточки морщинок в уголках глаз. Глаза источали свинцовый блеск. Он в принципе улыбался — не очень уверенно, не очень открыто, но нормальной человеческой улыбкой. Глаза притягивали, в них было что-то магнитное. Одежда на субъекте тоже была незнакомая — мятая рубашка-поло, замшевая жилетка поверх рубашки, джинсы с заплатами. Катя принюхалась, поводила носом. От мужчины не пахло. Разве что немножко — нафталином.
«Что это со мной? — подумала Катя. — Привожу домой кого попало».
— Ты… — начала она. — Вы… — и запнулась.
— Тот парень ушел, — хрипловато вымолвил мужчина. — Теперь я за него.
— Я спала? — тупо спросила она.
— Спала, — кивнул собеседник. — По обоюдному, так сказать, согласию сторон.
— Но что случилось? Ты решил сменить имидж?
— Да. — Улыбка стала шире и ярче. — Я подумал, что предыдущий имидж тебя чем-то не устраивал. Надоело быть бомжом, — более популярно объяснил Павел. — Ты уснула, я нашел чудовищно опасную бритву, ржавые ножницы, огрызок зеркала… На всю операцию ушло пятнадцать минут. Потом я принял ванну… — Ее глаза недоуменно блеснули. Он объяснил нормально: — Точнее говоря, я принял бак. Не тот, про который ты подумала, другой. Он стоял в сенях, под грудой необходимых в хозяйстве вещей. Обычный хозяйский бак — когда здесь жили люди, им ежедневно пользовались. В баке была вода. За много лет она протухла, зацвела, но вода, знаешь ли, и в Африке вода. А одежду я нашел на чердаке в старом комоде. Она была сложена аккуратной стопочкой и почти не испортилась. Здесь жила хозяйственная женщина.
— Да, это покойная бабушка моего покойного мужа… Она скончалась на стыке тысячелетий…
— Как видишь, все прозаично. Как во сне?
— Спасибо, там все хорошо… Спецназ не приходил? — задала она еще один глупый вопрос.
— Нет, они сказали, что придут позднее. По этому случаю — обрати внимание, — он показал на открытую крышку подпола, — все мое хозяйство находится внутри. Как только раздастся вкрадчивый стук, я должен скатиться вниз и захлопнуть крышку. Тропинка протоптана. На это уйдет секунд пятнадцать. А тебе придется впустить гостей, и тогда уж сама решай, будешь меня закладывать или нет. Честно говоря, я устал с тобой воевать. Сама определись, чего хочешь.
На женское чело улеглась тень нерешительности. Она уперлась взглядом в пустую коньячную бутылку. До текущей секунды она удачно сливалась с «продуктовым набором».
— Ты выпил весь коньяк? — забеспокоилась Катя.
— Мне было скучно, — смутился Павел.
— Но это мой коньяк!
— Не кричи. — Он приложил палец к губам. — Коньяк — дело наживное. Он силы дает. Я вчера и сегодня не только воевал и с тобой отношения выяснял, но и почти не спал. Извини, но твою сырокопченую колбасу я тоже съел.
— Ты пользуешься моей беззащитностью, — расстроилась Катя. — Как твоя рана?