Отмычка от разбитого сердца

— Ну и ничего особенного! — сказала Надежда сама себе. — Раз правая тропинка не годится, пойду по левой! Ведь как-то я сюда попала, значит, тем же путем можно вернуться на хутор… а что там трещит в кустах — да может, просто ветер…

Сейчас уединенный лесной хуторок, который она покинула два часа назад, казался Надежде лучшим местом во вселенной, средоточием покоя, безопасности и уюта.

Она свернула на левую тропинку и пошла быстрее, чтобы как можно скорее выбраться из глухой чащобы в знакомые места.

Однако через несколько минут тропинка начала сужаться, казалось, что скоро она совсем пропадет среди густого подлеска.

И тут в стороне, всего в десятке метров от тропы, Надежда увидела среди деревьев широкий просвет.

Она решила, что вышла к просеке, от которой до хутора совсем близко, свернула с тропинки и чуть ли не бегом устремилась к этому просвету.

По пути ей то и дело попадались поваленные деревья, груды сучьев, колючие кусты, которые цеплялись за одежду и словно пытались задержать ее, не выпустить из мрачной чащи. Но Надежда, не сбавляя шага, пробиралась к светлой прогалине.

Правда, прогалина оказалась совсем не так близко, как подумала Надежда вначале: она шла минуту за минутой, спотыкаясь о сучья, обдирая руки о колючки, едва не провалившись ногой в чью-то нору, а просвет все маячил перед ней…

Но всему когда-то приходит конец.

Надежда раздвинула колючие ветки можжевельника, и перед ней оказалась не просека, которую она рассчитывала увидеть, но круглая поляна, со всех сторон окруженная густыми зарослями.

Посреди поляны лежал огромный серый валун, с одного бока заросший мхом. Вокруг валуна, словно по замыслу ландшафтного дизайнера, пестрели разноцветные лесные цветы. Были тут с детства знакомые иван-да-марья — сине-желтые, а внизу у некоторых несколько розоватых лепестков, значит, успел уже народиться сыночек или дочка; мелкие лесные колокольчики; неправдоподобно крупные, будто садовые, ромашки; сильно пахнущая медуница, возвышался над всеми желтыми свечками коровяк; а также вовсю цвели непонятного названия цветочки, из темно-розовых лепестков которых маленькая Надя когда-то делала «маникюр».

Цветочки смотрели приветливо, но помочь ничем не могли.

— Ничего, — Надежда попыталась самой себе внушить оптимизм, — это, конечно, не просека, но поляна — тоже хорошо. По крайней мере, здесь видно солнце, кроме того, кажется, мох на валуне растет с северной стороны…

Этими жизнерадостными словами Надежда пыталась себя успокоить, хотя на самом деле она ужасно перепугалась. Ведь теперь она не смогла бы найти и ту тропинку, с которой свернула десять минут назад.

Она вышла на середину поляны и приблизилась к огромному камню, чтобы определить направление.

Так… когда она отправилась в лес, солнце было справа, значит, возвращаться надо, держа его слева. Правда, в чаще солнце не будет видно, да и сохранить там прямое направление непросто, но попытаться все-таки стоит…

И тут Надежда почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Она вздрогнула и обернулась.

В каком-нибудь шаге от нее, рядом с огромным камнем, в траве свернулась кольцом крупная гадюка. Треугольная головка змеи приподнялась из травы, и темные загадочные глаза, не мигая, уставились на Надежду.

Змея словно смотрела с удивлением и неприязнью на человека, который посмел нарушить покой ее заколдованного царства. Потом она откинула голову и выпустила из пасти длинный раздвоенный язык.

— Мама! — вскрикнула Надежда и, не разбирая дороги, бросилась прочь, подальше от змеиной поляны.

Прошло минут двадцать, пока она наконец смогла заставить себя остановиться. Судя по скорости, отмахала она немало.

Запыхавшаяся, с сердцем, колотящимся от бега и еще больше от страха, исцарапанная колючками, растрепанная, она стояла посреди непроходимой чащи и теперь уже совершенно не представляла, куда нужно идти, где дом.

Солнца, разумеется, не было видно, а во время своего панического отступления Надежда совершенно потеряла направление. И перед глазами у нее стояла только треугольная головка змеи и ее немигающие, загадочные глаза.

Он попытался преследовать убегающую женщину, но споткнулся о валявшуюся сухую корягу, потерял равновесие и упал на мягкий пружинистый мох. Когда Он поднялся и стряхнул с одежды сосновую хвою, треск кустов раздавался уже очень далеко, так что Он и не пытался продолжать преследование. Глупая баба испугалась змеи и летела по лесу со скоростью реактивного самолета.

Его душу переполнила злоба.

Эта женщина… она все время попадается на Его пути. А теперь, когда Он сам пошел за ней — она убежала.

Он постарался взять себя в руки — такие чувства, как злоба, нетерпение, раздражение, — для мелких людишек, для муравьев, бестолково снующих вокруг разоренного муравейника, а не для тех, у кого есть великая цель.

Его великая цель немного подождет, а эта женщина… она словно сама ищет встречи с Ним, словно сама хочет попасть в Его руки!