Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

«Я не припоминаю других договоров с Фельтринелли, кроме единственного, относящегося к Доктору Живаго. Все остальное было предположениями и пожеланиями, свободой по отношению к другим работам, помимо Доктора, которую я ему предоставил в своих письмах, во время нашего с Вами невольного молчания из-за почтовых перерывов или остановок в делах. Но это, как мне кажется, не вело ни к каким дополнительным условиям. Я всегда (и, по-моему, справедливо) полностью ему доверял и продолжаю сохранять признательность. И ни коим образом мне не хотелось бы (даже в крайнем случае) затронуть его интересы или еще менее оскорбить его самого. Но я хочу, чтобы за Вами оставались возможности духовной инициативы» (3 февраля 1959).

Говоря Жаклин о «духовной инициативе», Пастернак – юрист! – отгораживался от азбучных юридических обстоятельств, от невозможности строить деловые отношения на эфемерной основе. Предлагая волку с овцой жить дружно, он бы, вероятно, не удивился появлению очередного Евграфа с волшебным цилиндром.

В полном противоречии с этим самообманом, в переписке Бориса Леонидовича все чаще начинают обсуждаться весьма земные денежные вопросы. 31 января 1959 года он писал Жаклин:

«Что касается денежных дел, то я не могу придти к окончательному решению. Я даже не представляю себе общей суммы, которую собрал для меня из разных источников Фельтринелли и которую он где-то хранит. Я не хочу этого знать, потому что и без того мое положение в обществе мифически нереально, как нераскаявшегося предателя родины, от которого ждут, что он повинится и поступится своей честью, чего я никогда не сделаю. Если я воспользуюсь заграничными деньгами, то стану настоящим предателем. Я не знаю общей суммы, но она должна быть очень велика. Если она находится под защитой (или под именем) Фельтринелли, пусть так и останется, пусть он берет оттуда деньги по моим указаниям, если ему не трудно, и если он еще согласен терпеть мои колебания и невольную медлительность.

Возможно, что атмосфера вокруг меня изменится. Но я ему бесконечно признателен, больше, чем он может себе представить, за благородство его хлопот и услуг, за трудности и неприятности, которые постоянно возникают у него из-за меня. Он всегда был в высшем смысле честен по отношению ко мне. Не забывайте этого, Жаклин, и не спорьте с ним, не давите на него, – это чистое, легко устранимое недоразумение. Но если он устал от меня (у него есть на это право), тогда я буду умолять Вас заменить его в этой роли и передать все деньги под Ваше наблюдение».

Получив финансовый отчет от Фельтринелли и узнавая время от времени сторонними путями о своих доходах за границей, Пастернак 2 февраля 1959 года писал в Милан через Париж, прося выплатить денежные суммы по приложенному списку. Здесь были и родственники, и переводчики, и незнакомые ему лично корреспонденты, и московские корреспонденты западных агентств, помогавшие в переправке писем.