Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Какой позор! Неужели нельзя было оставить в покое пожилого человека, который вновь окрылил русскую литературу? До какого же предела доведено унижение поэта, все преступление которого заключается лишь в том, что он посмел прервать свое молчание и поведать свету о любви, выношенной им в сердце и затаенной годами? Что можем сказать мы о хаме, осмелившимся в присутствии 12.000 человек сказать, что Борис Пастернак «хуже свиньи, так как он гадит там, где он ест и живет, чего свиньи не делают!». Мы можем лишь закрыть себе руками лицо от стыда. Позор ложится не на молодежь, которую нельзя винить за малокультурность и нечувствительность к поэзии, а на грубость того общества, в котором такие непристойности не только допускаются, но еще и передаются по телевидению. Ужас положения заключается не в брани борзописца, а в молчании тех, которые отдают себе отчет в истинном положении вещей, но не смеют выступить в защиту Бориса Пастернака.

Возможно, что произведение Пастернака и было использовано некоторыми в целях пропаганды холодной войны. Но ведь так же был использован и секретный доклад Хрущева. Почему же, в таком случае, обвинять в клевете одного Пастернака? Ответ может быть только один: потому что обвинители Пастернака – трусы! Хрущев может ответить ударом на удар – Пастернак не может. Поэт слишком слаб, он беззащитен. И он слишком честен, чтобы отрекаться от своих мыслей, или искажать их, когда ему грозит опасность.

Должны ли мы верить, что новый человек, созданный якобы социалистическим обществом, не имеет сомнений и не знает колебаний? Что отчаяние ему недоступно? Должны ли все душевные переживания нового человека точно соответствовать «кривой» выработки стали? Или новый человек не должен иметь понятия о сложности и конфликтах человеческой судьбы; о том, что любовь может перейти в ненависть. И что человек может достигать иногда результатов, диаметрально противоположных тем, которые он хотел достичь? Должны ли мы считать гидрой каждого, кто не хочет поклоняться будущему, зная, что «настоящее есть будущее прошлого»?

С точки зрения интеллектуальных кругов, позор заключается не в том, что некоторые фанатики захотели выбросить Пастернака из страны, к которой он так привязан, а в том, что этого добиваются литературные критики! Клеветник не Пастернак. Клеветники те так называемые «литературные критики», которые в прошлом молчаливо одобрили убийство ряда своих собратьев по перу, не высказав ни слова протеста против расправы с ними. Вот кто теперь клевещет на Пастернака. Как могло случиться, что после 40 лет социализма Пастернак не смог освободиться от «язвы» мелкобуржуазных предрассудков? Почему, в таком случае, не приписать все ужасы тридцатых годов «мелкобуржуазным предрассудкам» Сталина? Уж лучше бы критики молчали, если они не могут говорить правды. Это было честнее.

В пылу шумихи, поднятой вокруг «Доктора Живаго», многие забыли, что Пастернак прежде всего поэт. Они, по-видимому, не заметили самого главного в произведении Пастернака – его возврата, перед лицом нынешней ненависти и жестокости в отношениях между людьми, к христианским духовным ценностям. Подобный же смысл в свои произведения могли бы вложить и Толстой и Ганди, если бы они жили в советском обществе и писали о катастрофических событиях 1917 и последующих годов. Говорить о свиньях, или о псах, или о шимпанзе (Гадаев однажды назвал творчество Т. С. Эллиота творчеством шимпанзе) – это значит унижать человеческую речь, это значит нарушать самые элементарные правила человеческого поведения....

Пастернак стремился быть верным самому себе, хотя он знал, что это может быть для него опасным. Все ли писатели смогут это сказать о себе?