Если бы я только могла пойти! Чего мне стоит ему отказывать!
– Я бы с огромной радостью, но тут кое-кто возвращается.
– Кое-кто?
– Роберт Мирзоев – я тебе о нем говорила.
– Психоаналитик…
– Да. Он купил нам билеты на концерт в художественной галерее, здесь неподалеку. Он знает музыкантов.
– Какой интеллектуальный отдых.
Я шутливо его толкнула.
– Может быть, может быть… Жаль, я не отказалась. Давай еще выпьем.
Он налил нам обоим.
– Маркус, никогда не известно, что будет завтра, поэтому наслаждайся моментом. Я так за тебя рада и так тобой горжусь… Ты построишь прекрасное здание, и оно простоит в Дареме много лет. Это уже немало.
– И давно ты стала такой мудрой? Сядь поближе. – В его голосе звучала нежность.
Я обошла бар и присела на стул рядом с ним.
– У тебя ботинки в точности как те, что я тебе подарила. – Я потрогала его коричневые броги носком туфли.
– Что значит – в точности? Это они и есть.
– Не могли же они до сих пор не износиться!
– Такая обувь служит целую вечность. Я поменял подметки.
– Мне приятно, что ты их носишь.
– Мои счастливые туфли.
Мы рассмеялись и снова чокнулись.
Тут позвонили в домофон, и я вздрогнула. Мне не хотелось знакомить Роберта с Маркусом, и на какой-то миг я подумала – а не притвориться ли, что меня нет?
– Это Роберт! Непременно раньше обещанного!
Вздохнув, я поднялась впустить его. Он вошел, одетый в свой обычный серый строгий костюм и белую сорочку.
– Входи и познакомься с моим старым другом.
Роберт поцеловал меня и первым прошел в комнату.
– Мы с Маркусом вместе учились в университете, – сказала я, доставая еще один бокал и протягивая Маркусу, чтобы налил вина.
Они сухо обменялись рукопожатиями.
– Спасибо, – произнес Роберт, принимая у Маркуса бокал. – Значит, приехали в Лондон?
– Нет, я здесь живу. Уже несколько лет.
– Хейя, вино просто чудо! – Роберт повернулся ко мне. – Где ты его раздобыла?
– Несколько лет назад делала документальный фильм, и мы за него получили приз. И мой шеф, поклонник хороших вин, подарил мне ящик. Сказал, что его можно хранить лет десять, и оно станет только лучше. У меня осталось несколько бутылок.
– Это нечто! Ты его правильно хранишь?
– Не уверена. Держу бутылки в горизонтальном положении в темном прохладном месте. Годится?
– Вполне. Чем вы занимаетесь, Маркус?
– Я архитектор.
– А что вы строите?
– Обычно общественные здания. Библиотеки, оздоровительные центры и прочее…
– Офисные центры?
– Не пробовал. Меня это не увлекает, – ответил Маркус, не пускаясь в подробности.
Я поспешила разрядить нарастающее напряжение.
– Маркус выиграл конкурс на строительство арт-центра с галереей и кинотеатром.
Роберт поднял бокал.
– Мои поздравления.
– Спасибо. Хейя говорила, вы учитесь на психоаналитика?
– Этой весной закончил. – Роберт иронически улыбнулся. – Теперь упражняюсь на людях.
– Хейя, мне пора. Спасибо за вино. Рад был познакомиться, Роберт.
Я вышла проводить Маркуса.
– Спасибо, что пришел рассказать такую замечательную новость. Мне хотелось бы это отметить.
– И мне…
Я вышла вслед за ним и прикрыла дверь.
– Маркус, так давай отметим, давай пообедаем в Дареме. Я туда поеду по работе. Мы можем там встретиться. Покажешь мне стройку. Для меня это очень важно.
Маркус согласился встретиться в Дареме. Я провожала его взглядом, счастливая, что он захотел поделиться со мной своей радостью.
Я вернулась в комнату, к Роберту, который посмотрел на меня несколько обиженно.
– Да ты просто загадка! Я и не знал, что ты работала на телевидении.
– Это было давным-давно, в Хельсинки.
Кэти
Маркус выиграл конкурс, и я за него просто счастлива!
Правда, теперь он не сможет поехать со мной в сентябре в Испанию. Ну и пусть. Гораздо важнее его победа: он получил самый важный проект за всю карьеру. Больше всего Маркуса радовало, что оценили его новаторские идеи. Его здание станет лицом современного Дарема. Я решила устроить особый португальский обед в честь своих друзей из Глазго – Фионы и Дугласа, – и заодно отметить успех Маркуса. Приготовлю треску в сливочном соусе по маминому рецепту.
Когда мне было одиннадцать, родители отдали меня в католическую школу, а все мои сверстники учились в обычных. Меня это сильно расстроило, и новую школу я заранее возненавидела. В первый же день меня посадили с девочкой-шотландкой по имени Фиона. У нее были светло-рыжие волосы, которые она собирала в два хвостика над ушами. Мы сразу друг другу не понравились, и моя неприязнь ко всему, связанному со школой, сконцентрировалось именно на ней. Фиона тоже терпеть не могла школу – прежде всего потому, что не привыкла к Лондону и скучала по друзьям в Глазго. Меня она считала слишком шумной и «слишком лондонской»; эта взаимная неприязнь хоть как-то разнообразила нашу жизнь.