Отнимать и подглядывать

Патриотизм – это любовь к родине, а не военно-полевые восторги. Хотя довольно часто патриотизм востребуется на поле брани. Или на фронтах битвы за урожай (за нанотехнологии).

Но тут вот какая штука. Взять, например, семью. Успешная семейная жизнь взрослых людей – это умение заботиться друг о друге, поддерживать, сочувствовать. Помогать. Не лениться мыть посуду, ходить в магазин, гулять с детьми и проверять у них уроки. Но весь этот успех стоит на твердом основании любви. Если человек не умеет любить – то есть переживать восторг и страсть, желание и счастье, – то у него ничего не получится по части мытья посуды и прогулок с малышом.

Поэтому молодые люди должны учиться любить. Восхищаться и страдать. Щадить, прощать и утешать. А самое главное – ощущать свои чувства и чувства того, кого любишь. Иначе все правила совместной уборки квартиры просто не сработают.

Точно так же любовь к стране, к народу – важнее, чем умение собрать автомат Калашникова и знание хронологии победных битв. Она должна быть сначала, а «ура-вперед» – потом.

Но любовь – это всегда чуть печальное чувство.

В советской школе учили многим вещам, полезным и не очень. Но о любви старались говорить поменьше, потому что серьезное отношение к любви непременно вызывает печаль. А советская педагогика совершенно официально была педагогикой оптимизма, бравурности, маршей и стягов: жизнь в отсутствие любви и смерти. В нынешнем воспитании чувств любовь заменяется техникой быстрого соблазнения (pick-up) и искусного совокупления, а смерть – кровожадными фантазиями компьютерных игр. На печальные переживания остается всё меньше и меньше времени.

Вот поэтому с патриотизмом у нас проблемы. Особенно это касается литературы и искусства. И особенно в последнее время, когда на экраны выходят фильмы специально «патриотического», то есть военно-победоносного, свойства. Это какое-то недоразумение. Фильм про войну может оказаться патриотическим. А может стать историческим («Освобождение»), приключенческим («Подвиг разведчика»), лирическим («Баллада о солдате») или социально-философским («Двадцать дней без войны»). Или может быть антипатриотичным. Например, «Неуловимые мстители» – какой же тут патриотизм, когда одни русские люди режут других русских? Это фильм у настоящего русского патриота должен вызывать стыд за людей, которым не хватило патриотизма придушить большевицкую гадину. И брезгливость к тем, кто национальную трагедию превратил в сюжет веселого как бы вестерна.

Но понятия сместились. Раз про войну – значит, по разделу патриотизма.

К созданию таких фильмов привлекаются люди в погонах с большими звездами. Это честные и увлеченные люди. Но им всего интереснее собственная профессия: стратегия, тактика, стрельбы и взрывы. Это по-человечески понятно. Но это совершенно не относится к делу.

Вы представляете себе фильм о любви, снятый под эгидой Общественного совета по акушерству и гинекологии? С урологами и сексологами в качестве консультантов? Примерно такое же отношение стрельба имеет к патриотизму. В «военно-патриотическом воспитании» столько же смысла, сколько в любовно-венерологическом.

Нынешняя российская «кинопатриотика» – есть и такой странный термин – застряла в сетях взаимоисключающих исторических концепций. Увязла в желании примирить всех со всеми, выстроить единую линию восприятия страны и ее прошлого. Помирить окопников со смершевцами, штрафников с заградотрядовцами, коллаборационистов с партизанами, зеков с охранниками, власовцев с особистами и, разумеется, белых с красными. И в итоге – наших с немцами. Вот сейчас они все зацепятся скрюченными мизинчиками и хором скажут: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись!» И наступит полное единство взглядов на кровавую историю нашего многострадального отечества. Родину и друг друга возлюбят потомки белых и красных, внуки зеков и охранников и далее по списку (см. выше).

Ничего не выйдет. И не только потому, что понятие «страна», она же родина, жульнически смешивают с понятием «государство», оно же власть. И не только потому, что в ходе съемок фильма вряд ли можно этак быстро-быстро составить новое, но при этом общепонятное и общеприятное (sic!) понимание истории.

Прежде всего потому, что патриотизм – это нежное чувство. Личное, интимное, иногда слезное, иногда восторженное; бывает, что горькое. Но всегда – мое собственное. Не навязанное извне, а пережитое мною самим.

Это удивительное чувство причастности чему-то большему, чем я. Но не страшному и грохочущему, как танк в атаке, а прекрасному и печальному, как осенние листья на кладбищенских деревьях, золотые ветки на фоне голубого неба. Чему-то чистому и отважному, как слова «Запомни, моя фамилия Сотников, у меня есть отец, мать и родина». «Восхождение» Ларисы Шепитько по повести Василя Быкова «Сотников» – пожалуй, самый патриотический советский фильм.

И странное дело…