Отношение Максима Горького к современной культуре и интеллигенции

Это уже повторение сатиры на Ивана Ивановича (из «Еще о черте»), и с этими нападками мы уже знакомы. Познакомились мы также и с той частью интеллигенции, к которой Горький относится с симпатией за сознавание своих обязанностей к «младшему брату». В этом рассказе мысль эта выражается рельефнее, чем где бы то ни было. На вопрос — «что такое интеллигенция?» — Шебуев отвечает: «Это цвет ржи». Ему возражают, что это не ново:

«— Всем известно, что интеллигенция — цвет народной массы… (говорит Варвара Васильевна). А вы спросите-ка его — в чем же роль интеллигенции?

Шебуев повернулся к ней и ответил:

— А вот именно в том, чтоб цвести ныне и присно и во веки веков…

— Ну, и это неново…

— Неново, — согласен. Новое, я думаю, начнется с того времени, как вырастут зерна насущного хлеба жизни…

— А кто же его будет есть, этот хлеб? — спросил доктор.

— Мужик! — кратко и спокойно сказал Шебуев» (Там же, III, 133)[51].

Все это достаточно рельефно и известно нам уже и из других рассказов М. Горького; но в этом рассказе он впервые вводит новую черту, составляющую существенную положительную сторону интеллигента, и таким образом более детально решает вопрос — к какой части интеллигенции Горький может относиться положительно?

Для выяснения этой черты вспомним замечательное изложение Шебуевым своего символа веры. Шебуев на молчаливый вопрос «како веруеши» отвечает горячей и яркой тирадой. Прежде всего его устами Горький повторяет в сотый раз прежние нападки на известную часть интеллигенции: «Посмотрим теперь на себя (говорит Шебуев), на то, что мы же назвали «интеллигенция». Нас, как известно, обвиняют в пассивности, в дряблости, говорят, что мы — люди слова и мысли, а не дела, что наше влияние на жизнь ничтожно, и вообще мы — негодный материал для построения новой жизни на земле. Надо думать, что все это правда; уже по тому одному правда, что ведь это наши судят нас, это ведь самоосуждение <…> всегда правдивое. Я говорю — всегда правдивое, да! Мы все — действительно люди <…> жалкие и несчастные» (Там же, III, 144)[52].

Здесь мы видим прежние упреки интеллигенции в обилии речей и отсутствии дела; тема эта повторяется у М. Горького очень часто, и жестче всего казнит он это расхождение дела и слова. Мы уже указывали в виде примера на рассказ «Кирилка»; здесь, кстати, — хотя это и отвлекает нас от существа дела — отметим рассказ «Озорник», в котором за этот же грех казнится представитель интеллигенции.

«Вы пишете разные статьи (говорит герой этого рассказа, наборщик Гвоздев, редактору газеты), человеколюбие всем советуете и прочее такое <…> Ну вот, я и читаю эти ваши статьи. Вы про нашего брата рабочего толкуете… а я все читаю… И противно мне читать, потому что все это пустяки одни. Одни слова бесстыжие, Митрий Павлыч! <…> Под носом у себя вы никаких зверств не видите, а про турецкие зверства очень хорошо рассказываете. Разве это не пустяки — статьи-то ваши? <…> Пишете, что людям плохо жить на свете — и потому вы, я вам скажу, все это пишете, что ничего больше делать не умеете. Вот и все…» (II, 238–239)[53].

Итак, у представителей интеллигенции и дело расходится со словом, и самих слов оказывается много, чересчур много, в сравнении с крупицей дела. Но возвратимся к Шебуеву и к его мнению об интеллигенции. В своей дальнейшей речи он «читает отходную» все той же части интеллигенции, у которой «отсохло сердце в мудрствованиях лукавых», и отрицательно относится к «непомерно развитому интеллекту»[54]. Напрасно, говорит его устами Горький, напрасно думает наша интеллигенция, что саморазвитие, умственный прогресс и совершенствование могут считаться самодовлеющей целью современного культурного человека. Напротив, росту интеллекта должно полагать границы, если он опережает самого человека, ибо суббота для человека, а не человек для субботы, — и роль субботы играет здесь интеллект. Человеку как таковому нельзя опережать самого себя. Горький хочет гармоничного человека, в котором интеллект и инстинкт составляли бы равносильное целое. Место это настолько замечательно, что, несмотря на его длину, мы приведем его полностью:

«… — Мысль странная, — сказал доктор, снисходительно улыбаясь. — А если этот рост интеллекта создаст из человека Канта, — что вы скажете?