Богоподобие явно относится к знанию — знанию добра и зла. Анализ и сознательное понимание (conscious realization) бессознательных содержаний порождают в известной мере самодовольную терпимость, благодаря которой могут приниматься Даже неудобоваримые порции своей бессознательной характерологии. Эта терпимость может выглядеть весьма мудрой и незаурядной, но на деле часто оказывается не более чем широким жестом, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Две сферы, которые до этого боязливо оберегались от встречи друг с другом, оказались теперь сведенными вместе. После преодоления значительного сопротивления достигается единство противоположностей, по крайней мере, с виду. Более полное понимание, совмещение того, что прежде было разделено, и, отсюда, видимое преодоление морального конфликта дают начало чувству превосходства, которое вполне можно передать термином “богоподобие”. Но это же самое совмещение добра и зла может совершенно иначе подействовать на представителей различных темпераментов. Не каждый почувствует себя сверхчеловеком, держа в руках весы добра и зла. Кто-то может ощутить себя беспомощным существом, оказавшимся на перепутье, а скорее потерявшим управление кораблем, зажатым между Сциллой и Харибдой. Ибо, сам того не ведая, он попадает, возможно, в самый продолжительный и самый древний из человеческих конфликтов, испытывая муки, вызываемые коллизией вечных начал. Вполне возможно, что он почувствует себя Прометеем, прикованным к скале на Кавказе, или просто распятым на кресте. Вероятно, это и будет “богоподобием” в страдании. Разумеется, богоподобие — не научное понятие, хотя оно весьма удачно характеризует обсуждаемое здесь психологическое состояние. Я даже не уверен в том, что каждый читатель сразу схватит своеобразие душевного состояния, подразумеваемого этим словом. И к тому же оно принадлежит исключительно сфере беллетристики. Поэтому, с моей стороны было бы благоразумнее дать более точное и полное описание этого состояния. Итак, инсайт и понимание, приобретаемые пациентом в ходе анализа, обычно открывают ему много из того, что ранее было бессознательным. Как и следовало ожидать, он прилагает эти знания к своему окружению; в результате он видит, — или думает, что видит, — множество вещей, бывших до этого незримыми. Так как его знания оказались полезными для него, он с готовностью допускает, что они могли бы оказаться полезными и для других. Так он может стать самонадеянным, и хотя за этим, возможно, стоят добрые, намерения, тем не менее, подобная самонадеянность раздражает других людей. У него появляется такое чувство, как если бы он обладал ключом, подходящим ко многим, если не ко всем дверям. Впрочем, самому психоанализу свойственна та же льстящая самолюбию неосознанность своих ограничений, что ясно видно по его манере влезать в сферу искусства.