Отныне и вовек

— По-моему, тебя это совершенно не касается.

— Что значит не касается? Я твой муж.

— Это касается только меня, — сказала Карен. — И никого больше. Ты сейчас ведешь себя точно какой-нибудь герой Хемингуэя.

— Я могу сделать так, что это будет меня касаться.

— Вряд ли у тебя получится.

— Насколько я понимаю, ты решила со мной развестись.

— Вообще-то, я об этом не думала. Но можно и так.

— Никакого развода я тебе не дам.

Карен отпила кофе. Она не помнила, чтобы за все время замужества ее так переполняли счастье и здоровое, первобытное ощущение радости бытия.

— Ты меня слышишь? Развода я тебе не дам.

— Дело твое, — покладисто сказала она.

Хомс смотрел на нее — два блестящих глаза обреченно горели на гипсовом лице — и даже сквозь отчаяние видел, что она не притворяется.

— Может быть, я сам потребую развода, — перешел он для пробы в лобовую атаку.

— Дело твое.

— В таком случае давай решим все прямо сейчас. Я хочу покончить с этим раз и навсегда.

— По-моему, все и так решено. Ты же подаешь на развод.

— Ха! Тебя бы это устроило, я понимаю. Ни на какой развод я не подам. Разводиться с тобой я не собираюсь. А если ты сама что-нибудь затеешь, я затаскаю тебя по судам.

— Дело твое, — весело сказала Карен. — Вот мы все и решили. Никакого развода.

— Всю жизнь жить с таким чудовищем, как я, — неужели тебя радует такая перспектива? —сдавленно спросил Хомс.

— Не очень, — весело ответила она. — Но меня немного утешает мысль, что тебе придется всю жизнь жить со мной.

— Боже мой! — трагически воскликнул Хомс. — Откуда в тебе столько жестокости? И ты еще сидишь и улыбаешься! Как ты можешь?! После всего, что ты сделала! А твои обязанности перед семьей? Они для тебя ничего не значат? Мы ведь прожили вместе столько лет. Ты об этом не думаешь? А сын? Это же твой ребенок! Наш ребенок! Он для тебя тоже ничего не значит? Неужели тебе не стыдно?

— Ты знаешь, не стыдно, — сказала Карен. — Нисколько. Странно, правда?

— А должно быть стыдно!

— Я знаю. И все равно не стыдно. Ужас, да?

— Ужас?! — в бешенстве завопил Хомс. — Женщина из такой семьи! Дочь таких родителей! С таким воспитанием! Так удачно вышла замуж! Сыну уже десять лет! И все, что она может сказать, — «ужас»?!

— Я и сама не понимаю, — весело улыбнулась она.

Его железное здравомыслие вдребезги разбивалось об эту несокрушимую броню беспечности.

— Ты хотя бы понимаешь, что ты со мной сделала?

— А что я с тобой сделала?

— Разрушила нашу семью, вот что! Исковеркала всю мою жизнь. Ты же моя жена. Я тебе верил.

— Ну извини. Ради бога, извини. Я это вполне искренне. Извини, что из-за меня у тебя все так плохо. Только, наверное, тут уж ничего не поделаешь.

— Как ты думаешь, почему я шел на все это? — Хомс широко развел руки. — Ради чего?

— На что на все?

— Ну как же? Ради чего я рвал себе пуп с этой несчастной боксерской командой? Ради чего пресмыкался перед Делбертом и Слейтером? Унижался? Ползал на брюхе?

— Не знаю. А ради чего?

— Ради чего?! Ради тебя! Потому что ты моя жена и я тебя люблю. Ради тебя, ради нашего сына, ради нашей семьи!

— Я всегда считала, что ты это делал ради карьеры, — сказала Карен.

— А зачем, по-твоему, люди делают карьеру? Ты думаешь, только ради денег? Ради власти?

— Мне казалось, что да.

— А зачем они нужны, деньги и власть? Зачем они человеку, если он остается один? Карьеру делают ради жены и детей. Каждый мужчина старается обеспечить жене и детям то, чего не имел сам. Чтобы им лучше жилось. Чтобы у него был свой дом. И семья.

— Тогда, наверно, я просто неблагодарная, — сказала она.

— Неблагодарная, — уныло повторил Хомс. — Карен, боже мой, ты хоть думай, что говоришь!

— А может, я безнравственная, — шутливо сказала она. — Может, это у меня в крови.

Последний заряд здравомыслия бессильно разбился о неуязвимую броню, и Хомс вдруг обнаружил, что непонятным для себя образом перешел из наступления в оборону. Он молил о пощаде.

— А если все жены начнут так себя вести? Что тогда будет с Америкой?

— Даже не представляю, — сказала Карен. — Честно говоря, о таком варианте я не задумывалась.

— Когда рассказывают про чужих жен — это одно. Но чтобы твоя собственная жена…

— Значит, ты никогда не думал, что такое может случиться и с тобой?

— Такое?! Да если бы мне кто-нибудь об этом заикнулся, я бы его убил! Я старался не верить. Я себя уговаривал, что это неправда. Терпел, сколько мог.

— Но тем не менее случилось. И не с кем-нибудь, а с тобой. Правильно?

Хомс глупо кивнул.

— Я убеждал себя, что мне только кажется.

— А раз случилось, то никуда от этого не денешься. Правильно?

— Я — мужчина, и тебе не понять, что я чувствую.

— Да, наверно.

— У мужчин все иначе. Они к таким вещам относятся по-другому. Женщины знают, что для мужчины это ничего не значит. Но когда такое позволяет себе твоя собственная жена, это для мужчины страшный удар. У него развивается комплекс мужской неполноценности.

— А почему, интересно, мужчины относятся к этому не так, как женщины? — сказала она.

— Не знаю, — подавленно пробормотал Хомс. — Знаю только, что не так.