Отныне и вовек

– Да. Наверное, я прямо сейчас отправлюсь в бутик.

– Почему бы сначала не заскочить на пять минут домой, чтобы перевести дух?

– Ладно. Если ты зайдешь выпить кофе. – Джессика не хотела оставаться одна. – Мне нужно взять книгу Яна и размножить ее.

Астрид заметила напряженные нотки в голосе подруги.

Могла ли она ревновать? Это казалось почти невероятным.

Но сейчас с Джессикой могло происходить все, что угодно.

– По крайней мере ему разрешат писать.

– Возможно. – Джесси пожала плечами, Астрид подъезжала к дому.

– Ему пойдет на пользу.

В прихожей царил легкий беспорядок из-за жакетов, примерявшихся и отвергнутых до визита к Яну. Астрид заметила пиджаки Яна, сдвинутые в одну сторону, и разбросанные повсюду женские мелочи. Его не было только пять недель, а дом уже представлял собой жилище женщины. Ей было интересно, заметила ли Джесси эту перемену.

– Кофе или чай?

– Спасибо, кофе. – Астрид улыбнулась и уселась в кресло, чтобы полюбоваться видом из окна. – Помочь?

Джессика отрицательно покачала головой, и Астрид попыталась расслабиться. Теперь с ней трудно. Так много боли, и мало чем можно было помочь. Только быть рядом с ней.

– Как ты собираешься провести Рождество?

Джессика появилась с двумя чашечками в цветочек и глухо засмеялась:

– Кто знает? Может, я в этом году повешусь.

– Джессика, это не смешно!

– А осталось что-либо смешное в моей жизни?

Астрид тяжело вздохнула и поставила поданную ей чашку.

– Джессика, ты должна прекратить жалеть себя. Найди какое-нибудь занятие. Ради себя, а не ради него. Магазин, общение с людьми, я, церковь, что тебе по нраву, но ты должна за что-то ухватиться. Ты не можешь так жить, ибо развалится не только твой брак, хуже того: не выдержишь ты.

Это было как раз то, что пугало Яна: Астрид знала это. Раз или два он мельком посмотрел на нее, и она поняла.

– Знаешь, так будет не всегда. Ты вернешь то, что у тебя было раньше. Еще не конец.

– Нет? Откуда ты знаешь? Даже я не знаю. Я даже не знаю, что у нас было и что стоит возвращать.

Джессика была потрясена собственными словами, но не могла остановиться. Она сцепила свои трясущиеся руки.

– А что у нас есть? Я, содержащая Яна, он, ненавидящий меня за это так сильно, что уходил и спал с другими женщинами, чтобы почувствовать себя мужчиной. Прекрасный брак, не так ли, Астрид? Как раз то, о чем мечтает каждая девушка.

– Значит, вот что ты об этом думаешь?

Астрид следила, как боль отражалась на лице Джессики, и сердцем была с ней.

– Судя по тому, что я видела, в вашем браке гораздо больше хорошего. – Они выглядели такими молодыми и счастливыми, когда она познакомилась с ними. Однако Астрид понимала, что многого не знала о них. Должно быть, не знала.

Она встретилась с Джессикой глазами, и ей стало жаль ее. Подругу ожидало впереди нелегкое время.

– Я не знаю, Астрид. Мне кажется, будто прежде я жила не правильно, и вот теперь я хочу все исправить. Но уже слишком поздно. Он ушел. И что бы ты ни говорила, я сердцем чувствую, что Ян не вернется назад. Я обманываю себя, жду, когда раздастся звук его шагов, брожу по его кабинету – а мы едем в тюрьму, чтобы увидеть его, как обезьяну в клетке. Астрид, он – мой муж, а они заперли его, как животное!

Слезы выступили у нее на глазах.

– Это сводит тебя с ума, Джессика?

Вопрос рассердил ее.

– А ты что думала?

– Я думала, что тебя волнуют и другие вещи. Полагаю, ты боишься перемен в жизни. Боишься, что изменится Ян. Сейчас он хочет дописать книгу, что тоже пугает тебя.

– Не пугает, а раздражает. – По крайней мере она была честна. Она призналась.

– Почему раздражает?

– Потому что я сижу здесь одна, схожу с ума, пытаясь справиться с действительностью, а что собирается делать он?

Выводить каракули на бумаге, словно ничего не произошло.

И.., я не знаю, Астрид, все так сложно. Я больше ничего не понимаю. Я теряю рассудок. Я не могу с этим смириться. Я просто не могу.

– Можешь, и Ян может. Ты уже прошла через худшее.

Суд, должно быть, был сущим адом.

Джесси горько кивнула:

– Да, но это хуже. И продолжится вечность.

– Конечно, нет. Джесси, ты можешь вынести гораздо больше, чем думаешь. Так же, как и Ян.

Когда Астрид произносила эти слова, она надеялась, что была права.

– Как ты можешь быть так уверена? Вспомни, как он выглядел сегодня, Астрид. Как долго, ты думаешь, он сможет это выносить? Он испорчен, напрочь испорчен, он привык к комфортной жизни с цивилизованными людьми. А теперь он – там.

Мы не понимаем, что это значит на самом деле, но что будет, когда кто-нибудь приставит ему нож к горлу или какой-нибудь подонок захочет его изнасиловать? Что тогда? Ты уверена, что сможешь справиться с этим, Астрид?

В ее голосе появились истерические нотки.

– А ты знаешь, что самое смешное во всей этой кутерьме?

То, что он там из-за меня. Не из-за Маргарет Бертон. Из-за меня. Потому что я полностью оскопила его, поэтому Яну пришлось что-то доказывать. Я сделала это. С тем же успехом я могла бы сама надеть ему наручники.

Самое трагичное заключалось в том, что Джессика верила тому, что говорила. Астрид подошла к ней и попыталась положить руки на плечи рыдающей Джессике.