Отныне и вовек

— Не лгут, — согласился Рэдли, — если не поражены безумием. В ином случае ложь — это их правда. Квелл?

Мы посмотрели на Квелла, который беспокойно топтался на месте.

— Кто-кто, а Квелл знает, — сказал Рэдли. — Квелл, эти люди тонут. Дай им воздуха глотнуть.

Но Квелл стоял с закрытыми глазами и молчал, а потом заговорил — будто бы сам с собой:

— О, да простят меня отцы времени. — Вслед за тем он жестом подозвал нас ближе и обнял своими паучьими лапами. — Сюда. Дайте мне объединить ваши мысли. Вот так. Хорошо.

Мы ощутили единение. Подняли головы. Квелл, прижав нас к себе, связал каждого с душой, сознанием и голосом капитана.

Тут с самой верхней палубы корабля, из-под звезд, донесся крик нашего капитана: «Кажется, вижу!»

Нас поразила отчетливость его речи, хотя он находился невероятно далеко.

Квелл покачал головой и отступил назад; голос капитана затих.

— Квелл, — потребовал я, — давай дальше! Пожалуйста. Мы должны слышать это.

Квелл опять привлек нас к себе. В его глазах горел огонь, щеки зеленели больше обычного. Голос капитана, прошедший через Квелла, опять зазвучал в полную силу.

— Да, я почти уверен. Далекие безжизненные миры проносятся перед моими незрячими глазами, снова и снова повторяя: «Мы живы! Помни о нас! Не забывай. Да простятся грехи наши! Да восславятся наши добродетели, даром что нет у нас ни плоти, ни крови, ни сладостных токов. А с ними ушла и безысходность, что звалась надеждой и будила нас по утрам. Помни о нас!» Я вас помню, хотя и не знаю. Ваши неизбывные муки и страшные сны не забыты… Они хранятся у меня как мои собственные; это я облекаю в плоть ваших демонов гнева; ваша духовная битва направляет мою руку для удара; вашими устами говорит со мною день и наставляет меня ночь. И придет пора мне воззвать к иным мирам, как нынче вы воззвали ко мне, и тогда свершения этой ночи, слова и дела наши на одиноком пути, отделенные миллионом лет от этого часа, прорастут и расцветут на далеком берегу, где вам подобные начнут поднимать головы, и прозреют, и узнают о наших обретениях и потерях, и увидят, как пробуждается жизнь или клонится ко сну смерть.

Дальше капитан заговорил совсем тихо:

— Подобно им, скитаемся мы вечными призраками, стучимся в ворота, заглядываем в двери, говорим своими делами, в который раз обещая исполнение старых снов, дурных или добрых. И все же мы движемся вперед, преодолевая один световой год за другим, никого не зная впереди. Подобно им и их близким, мы с нашими близкими будем показывать вечность в театре теней: два разных фильма на разных экранах, а между ними — пустота, пустота и пустота. Здесь, грядущей ночью, я убью или буду убит. Но там, в сетях и тенетах световых бурь, я еще не рожден. О Боже, дай мне стать этим младенцем, чтобы начать сызнова, а начав, обрести хоть малую толику покоя в чистое крещенское утро.

С закрытыми глазами Квелл отпустил нас, резко опустив паучьи руки.

— Одному Богу известно… — забормотал Рэдли, взволнованный и подавленный.

— Вот именно, одному Богу, — сказал Смолл. — Только больше не надо этого, не надо. Хватит.

Квелл перевел дыхание, и тут вновь раздался голос капитана:

— Бесконечными днями я взывал к Господу. И бесконечные ночи были мне наградой. О, эта белизна! Мое бледное, странствующее наваждение. Восстань, о мертвый дух! На сей раз я не дрогну. Даже силы тяготения не уведут меня в сторону! Подобно мирам, что светятся вокруг солнца, моя душа летит по одной орбите. Пусть я слеп, но моя истерзанная плоть стала мне глазом. Я наведу затмение, чтобы погрузить в вечную тьму то зло, которое посмело меня ослепить. Фата станет саваном. Никчемный покров обовьется вокруг бледной шеи. Левиафан! Левиафан!

Мы явственно ощущали, как его руки тянутся схватить, удержать и задушить.

И наконец:

— Позволь мне сделать это и загасить мои огни.

Квелл, словно усталое эхо, повторил своим собственным голосом:

— Огни.

Мы умолкли; капитан больше не сказал ни слова.

Глава 7

Первым заговорил Рэдли:

— Что скажете?

Даунс поднял взгляд на первого помощника:

— Подслушивать — это немыслимо, недопустимо, преступно. Мы не имеем права!

— Но и опасностьнемыслимая!

— Уж не думаете ли вы поднять мятеж, сэр? — спросил Смолл.

Рэдли отпрянул; его лицо исказилось ужасом.

— Мятеж?!

Тут вмешался Квелл:

— Он думает… совершить захват власти.

Мы замерли, и наши лица исказил тот же ужас.

Рэдли спросил:

— Разве вам не ясно, какой разлад у него в душе и на что он готов пойти?

Ему ответил Даунс:

— Нам все ясно. Но эти мысли капитана, которые мы позаимствовали… чем они отличаются от наших? У каждого в душе живут поэт и убийца, только это принято скрывать.

Смолл не выдержал:

— Вы требуете, чтобы мы судили о человеке по его мыслям!

— Не нравится — судите по делам! — ответил Рэдли. — Левиафан приближается. Мы меняем курс, чтобы пойти на столкновение. При этом кто-то влезает в компьютер: только сутки назад результат был один, а сейчас — другой.

Даунс не уступал: