В голосе Уоррена опять слышалась властность, и Надя ответила:
— Мисс Кин сказала: «Тебе не удастся выйти за него, а если попытаешься это сделать — пожалеешь!»
И в эту минуту девушка подумала, что с ее стороны было очень глупо не догадаться с самого начала, что шоколадки могла прислать именно Магнолия Кин.
Ей никогда бы не пришло в голову, что английская леди способна на такой поступок или что опасность подобного рода может подстерегать ее в английском сельском особняке, где есть слуги, охраняющие ее и Уоррена, который всегда поблизости.
— Я могу лишь сказать одно: мне очень жаль, что все так произошло. На мне лежит вина за то, что Магнолия вас так испугала, — тихо произнес Уоррен. — Я предполагал, что она может неким образом, какого я даже не в силах представить, попытаться причинить мне боль. Но такое… Решиться убить вас!
— Возможно, для вас было бы… лучше ж-жениться на ней, как… она того хочет, — вымолвила Надя чуть ли не шепотом. — В конце концов… вы… когда-то любили ее.
Однако, повинуясь непроизвольно возникшему импульсу, она поняла: ей претит сама мысль, чтобы Уоррен стал мужем такой женщины.
Он слишком утончен, слишком благороден, слишком великолепен, чтобы растратить себя на ту, что не остановилась бы и перед убийством, лишь бы добиться своего.
Уоррен нахмурился, и вертикальная складка пролегла меж бровей.
— Я бы даже не стал пытаться спасти Магнолию от виселицы, на которой она бы закончила свои дни, если б не бедняжка Берта, — гневно произнес он.
— Ветеринар не мог бы… спасти ее?
— Она умерла мгновенно, съев шоколад, который Магнолия предназначала вам.
Он посмотрел на девушку потемневшими от негодования глазами.
— Она не предвидела, что я окажусь здесь, но она следила за тем, чтобы в доме не осталось больше ни одного родственника, который мог бы задержаться допоздна.
Уоррен перевел дыхание и продолжал:
— Она знала, что маме нельзя есть шоколад и останетесь только вы, причем будете одна, когда вам вручат ее «подарок».
Издав короткое восклицание, похожее на проклятие, он заключил:
— Вот что здесь произошло, и с этим ничего не поделаешь. Я не могу выдвинуть против нее никакого обвинения, хотя вы только чудом остались живы!
Надя инстинктивно придвинулась к нему и положила руки в его ладони.
— Страшно подумать… очень страшно, — пролепетала она. — Но по крайней мере вы не съели ни одной… как собирались после обеда.
— Берта спасла нас, и мы должны быть ей благодарны, — сказал Уоррен. — Я распорядился, чтобы ее похоронили на собачьем кладбище, где покоятся все наши собаки — надеюсь, они пребывают там в счастье и покое.
В первый раз после того, как вошла в гостиную, Надя улыбнулась.
— У нас тоже было кладбище, где хоронили наших собак. Тогда я была маленькой девочкой, и у меня вошло в привычку класть косточку на каждую могилку: я думала, ночью они сгрызут их, когда поблизости никого не будет, и утром кости всегда исчезали.
— Где находилось это ваше кладбище для собак? — спросил Уоррен.
Поняв, что вела себя неосмотрительно, Надя отняла руки из его ладоней и поспешно сказала:
— Мы говорили о бедняжке Берте, а завтра я хочу посмотреть, как ее будут хоронить.
— Вы также рассказывали про ваших собак, — напомнил Уоррен. — Какой породы они были?
— Я не хочу… говорить… об этом, — опустила глаза Надя. — Вы должны посоветовать мне, как обезопасить себя от мисс Кин… и, возможно, ради вашего же блага… мне следует… покинуть этот дом.
В то же время она понимала, что у нее нет желания расставаться с Уорреном.
В сущности, необходимость разлуки ее очень пугала.
Как бы поняв ее мысли и чувства, Уоррен снова взял ее руки в свои ладони.
— А теперь послушайте, Надя, — произнес он. — Обещаю всегда заботиться о вас и защищать вас. Я не допущу, чтобы повторилось нечто подобное.
Ее пальцы дрожали в его ладонях, и он спросил:
— Вы по-прежнему верите мне?
— Вы знаете, что верю, — ответила Надя.
Она подняла на него глаза, и они долго не могли оторвать взгляд друг от друга.
Во время обеда Надя попыталась съесть понемногу от каждого блюда.
Когда с трапезой было покончено, они опять перешли в гостиную.
Последние лучи догоравшего солнца окрасили горизонт в малиновый цвет, и, влекомые безотчетным порывом, Надя и Уоррен подошли к открытому окну.
Покой и чудное благоухание, царившие в саду, отвергали саму мысль, что за пределами сада находится мир, где существует опасность и ненависть.
Они вышли в сад и остановились у солнечных часов.
На камне, истертом веками, чья-то искусная рука высекла забавные фигурки.
— Я хочу, чтобы вы были здесь счастливы, — молвил Уоррен как бы в продолжение своих мыслей.
— Я счастлива, — ответила Надя, — и я больше не боюсь мисс Кин… и ничего другого… тоже.
По тому, как она произнесла последние слова, он понял, что ей грозит другая опасность, которую она предпочитала сохранять в тайне.
Уоррен вновь ощутил непреодолимое желание услышать от Нади правдивый рассказ о себе, но знал — ее расстроит невозможность удовлетворить его любопытство.