Всякий раз, когда тяжелые веки с трудом поднимались, Оливия испытывала головную боль. И чем дольше глаза были открытыми, тем сильнее та становилась. Кислородная маска больно впивалась в кожу. Тот, кто затягивал её, наверняка был не в настроении. А может ему просто не понравилась пациентка.
– Мама? – произнесла она не своим голосом, о чем секундами позже очень пожалела. Кашель разошелся с такой силой, что из глаз начали течь слезы, а в груди как будто выжигалась дыра.
– Нет, нет, девочка, – сказала незнакомая женщина в белом халате. Она поправила маску, которая и без того не сдвинулась с места. – Ничего не говори. Станет только хуже. Не волнуйся, с тобой всё в порядке. Ты надышалась дымом, и нам нужно очистить твой организм от токсичных веществ. Лежи спокойно, дыши кислородом и постарайся уснуть. Тебе нужно много отдыхать, красавица. Скоро всё восстановится.
Белые стены, потолок. Телевизор на стене, два кресла у окна для посетителей. Издающая пугающие звуки аппаратура рядом с кушеткой казалось не предвещала ничего хорошего. Оливия проваливалась в короткие сны много раз и из каждого она бежала, сломя голову. В них бушевало огромное пламя, пожирающее её комнату, а ужас, застывший в задымленном воздухе, пах горечью и смертью.
«МАКАР?!»
Оливия подняла мокрые веки. Сколько часов она провела в этих бесконечных кошмарах, блуждая по руинам собственного дома, который наверняка сгорел дотла? Пронзительный мужской крик без конца раздавался в её ушах. Переполненный истинным ужасом, он был похож на острое лезвие, которое без конца вырезало в ней нелепые кривые линии. На костях, на коже, на органах – оно кромсало и кромсало её, продлевая муки перед неизбежной смертью.
Она потеряла счет времени. Сколько ещё эти мучения будут продолжаться? И почему к ней до сих пор не приехала мама?
Когда другая медсестра сняла с нее кислородную маску, Оливия испытала мгновенный ужас от резкой нехватки кислорода. Она вцепилась в руку очередной незнакомой женщины, которая без конца что-то шептала и гладила её по голове.
– Всё хорошо, девочка. Всё хорошо, – читала она по её губам. – Дыши. Медленно. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Голова закружилась. Оливия закрыла глаза, стараясь поймать ритм собственного сердца и дышать так, как говорила ей медсестра.
– Когда это…закончится? – спросила она хриплым голосом. – Я устала… Где моя мама?
– Тебе обо всем расскажет твой врач, но могу сказать, что ты большая молодец. Анализы крови показали положительную динамику. Скоро мы тебя отпустим, но ты всё равно должна будешь придерживаться определенных рекомендаций.
– …Где моя мама?
Медсестра поправила капельницу и сказала, что сейчас же позовет врача. Даже рассеянное сознание не помешало Оливии заметить намеренное игнорирование интересующего её вопроса. Бросив взгляд на белые стены, которые уже вызывали тошноту, Оливия попыталась подняться, но голова моментально закружилась. Она услышала голоса за дверью. С каждой секундой те становились всё громче и один из них точно принадлежал её отцу.
Наконец-то, они с мамой приехали за ней. Должно быть, персонал больницы не разрешал им навестить её и сейчас получал по самое первое число.
Когда дверь распахнулась, в палату вошла высокая женщина в белом халате, а секундой позже Марк Линдберг буквально оттолкнул её плечом. Он остановился в самом центре палаты, давая понять, что больше никого к своей дочери не подпустит, а сам ни за что от нее не уйдет.
– Оставьте нас! – потребовал он, глянув на врача и медсестру. – Живо!
– Марк Филиппович, вашей дочери необходим отдых, – с той же требовательностью настаивала врач. – Ей нельзя пока разговаривать. Одно слово может вызвать приступ кашля…
– Это я плачу деньги! – повысил он голос. – За каждый гребаный день её отдыха здесь!
– У вашей дочери отравление…
– Если вы сейчас же не выйдете отсюда на собственных ногах, я вышвырну вас этими руками и в одночасье сделаю так, что ни здесь, ни где-либо ещё вы работать не будете! Я ясно выразился?!
Женщины молча покинули палату. Оливия предприняла новую попытку подняться на кушетке и она, к счастью, оказалась успешной.
– Папочка, – прошептала она, испытав горячую боль в груди. – Я так скучала…
Она всё ждала, что отец подойдет и обнимет её, но Марк Линдберг продолжал стоять на прежнем месте и задумчиво таращиться на дверь.
– Папа…
– Что я сделал не так, Оливия? – вдруг спросил он, повернув к ней голову. Затаивший злобу взгляд обеспокоил её. – Я мало радовал тебя? Мало уделял тебе внимания? Может, я просто плохой отец?
– …О чем ты, папа?
Марк Линдберг медленно увел взгляд в сторону, будто ему было противно смотреть на нее, и попятился назад. Он опустился в одно из кресел и издал сдержанный и тихий вздох, предвещающий приближение разрушительной бури.
– Ты убила ребенка, Оливия. Ты ведь не забыла, как это вышло?
– …Папа, я не…