Отпадение Малороссии от Польши. Том 1

Посредствующая власть правительства не имела в так называемых кресах никакой силы. Отдавая панам в вечное владение украинские пустыни, короли имели о них самые неясные понятия, — до того, что, например, земля, на которой, в течение полустолетия, образовалось целое княжество под именем Вишневетчины, в сеймовом постановлении 1590 года названа «пустынею реки Сулы, лежащею за Черкассами». На сейме 1590 года было решено, чтобы коронный гетман обозрел и привел в известность края, обитаемые казаками. Но этого невозможно было сделать до 1638 года. В числе выгод кампании 1638 года считалось немалою выгодою то, что правительство узнало «все важнейшие места, входы и укрепления — от Днепра до Муравского Шляху». В старину (писали паны) все это было известно только самоуправному казаку, и за знание таких мест казаки получали в награду полковничество, или другое старшинство.

Поэтому-то магнаты не всегда знали, что за земли они себе выпросили, и как велико их пространство. Они обозначали пределы своих займищ тем самым способом, как испанские conquerados в Новом Свете.

Панские владения в малороссийской Украине были, можно сказать, отдельными царствами, в которых выше всех законов стояла неподчинимая законам воля самого пана. Такие царства занимали в XVII веке все пограничье Речи Посполитой Польской, составлявшее до нашествия Батыевых татар Землю Северскую, Землю Черниговскую, Переяславскую, Киевскую, Волынскую, Подольскую, и поддерживали свое существование теми самыми средствами, какими выросли, именно — перезывом чужих людей в свои воли, слободы, осады, села, местечки, города да наездами на владения малолетков, или людей безоборонных.

Закон, только для сохранения своего достоинства в глазах публики, прикрывал установленными формальностями переход владений от одного пана к другому, совершавшийся по праву сильного и по девизу beati possidentes [62]. Королевские и ранговые имущества считались также панскою собственностью и были также предметом панских интриг, панских наездов. Увеличение одного панского царства на счет других зависело от стяжательности владельца, или от его завзятости.

По замечанию лучшего из польских историков, в спорах о поземельной собственности, для магнатов значили не столько самые имения, сколько то, чтобы поставить на своем. «Заспорив о чем-нибудь» (говорит он), «надобно было уже упорствовать до конца, не обращая внимания на все могущие произойти от того опасности для себя лично, а хоть бы даже и для отечества».

Заложить осаду на чужой земле считалось тогда делом обыкновенным. Голоса слабых собственников не дошли до нас чрез посредство письменности; но, как велико было число взаимных панских захватов и как трудно было бороться за свое право землевладельцам средней руки, можно видеть из того, что сам великий коронный гетман Конецпольский до конца жизни тягался с князем Иеремиею Вишневецким за сорок местечек, основанных его соперником колонизатором на землях, принадлежавших к переяславскому староству.

Войны панов с панами наполняли все промежутки между войнами внешними да борьбой с казацким и жолнерским своевольством. Самые сеймы, имевшие в виду общественное и государственное благоустройство, делались весьма часто сценою шумных споров за притязания магнатов; не раз они грозили превратиться в кровавое побоище из-за оскорбленной гордости одного человека; и такое явление не считалось ни невозможным, ни даже чрезвычайным в польском обществе.

На взгляд человека русского, Польша была край, чужой каждому из граждан за пределами его личных интересов. Этот край был обречен издавна на расторжение.

Конец первого тома.