Отпадение Малороссии от Польши. Том 1

Пограничное общество было спасено от казаков Косинского чрезвычайными мерами, к которым прибегнул богатый дом Острожских. Старший сын князя Василия, князь Януш, бросился в Тарнов, родственную местность по католичке матери, и навербовал там людей, не имевших ничего общего с казаками, а в поддержку выписал несколько рот пехоты из Венгрии. К этому войску присоединил он наемных казаков своего отца (которых современники называли «вольными людьми»), под предводительством Северина Наливайка, да призвал на помощь князя Александра Вишневецкого, черкасского, каневского и любечского старосту, с некоторыми волынскими панами, и в начале февраля 1593 года разбил Косинского за Чудновым, под местечком Пятком, недалеко от Тарнополя. 26 пушек и почти все казацкие хоругви досталась победителям. Казаков побито, как была молва, до 3.000. Бежавшего в Пяток Косинского можно было принудить к сдаче с остальными бунтовщиками. Но Острожские, видя себя изолированными в борьбе с казачеством, не хотели довести дело до крайности. Они предоставили Косинскому свободу, а низовцев обязали письменным договором избрать немедленно другого «атамана», быть в послушании королю, находиться за Порогами, на указанных правительством местах, не иметь никаких леж (квартир), ни приставств (реквизиций) в имениях самого пана киевского воеводы, и других панов, которые находились под Пятком при князьях Острожских, выдать и впредь не задерживать у себя служилых шляхтичей, изменивших князьям Острожским, возвратить награбленное в панских имениях огнестрельное оружие, коней, скот и другую движимость, а челядь обоего пола, которая находилась при казаках, от себя отослать. Договор подписали, по просьбе побежденных, и все паны, помогавшие князьям Острожским, а именно: Якуб Претвиц (Претвич) из Кгаврон, каштелян каменецкий [11]; князь Александр Вишневецкий, черкасский, каневский, корсунский, любечский, лоевский староста; Ян Кгульский (Гойский), войский трембовельский; Вацлав Боговитин, хорунжий земли Волынской; Василий Гулевич, войский володимерский [12].

Всего замечательнее в этом событии то обстоятельство, что казаки, прежде чем вооружиться против князя Острожского и его партии, вошли в переговоры с крымскими татарами с одной стороны и с Москвою с другой. В самом зародыше казацких бунтов заметно уже сознание, что украинская орда не совладает с панами без крымцев, и что только «под высокой рукою» московского царя найдет себе убежище в случае крайности. Последнюю мысль восприняли казаки, может быть, от самой же шляхты, которая, в лице своих отверженцев и преступников, руководила тогда запорожскою вольницею. Уже между гетманством двух первых возмутителей казацких, Косинского и Наливайка, посол императора Рудольфа II заметил во время своего пребывания у запорожцев, что они не считали себя подданными Речи Посполитой, а скорее — слугами московского самодержца, и оправдывался перед своим государем тем, что московский великий князь мог бы обидеться за казаков, когда б он прервал с ними сношения; а черкасский, каневский и любечский староста доносил королю, что московский великий князь, в своем листе к казакам, титулует себя царем запорожским, черкасским и низовским. Без сомнения, царская грамота столь неправдоподобного содержания была вымышлена первыми казацкими бунтовщиками, как и «Золотая Грамота царицы Катерины» — последними. Для историка важно здесь убеждение, возникшее в казаках до начала их бунтов. Оно могло принадлежать и самому Косинскому. Это тем вероятнее, что польская шляхта, по пресечении наследственной линии королей своих, боялась измельчать и обратиться в магнатских мужиков. На избирательных сеймиках раздавались в ней такие голоса: «Ни от одного государя не можно ожидать такой помощи нашему шляхетскому чину, как от московского. Только под рукою московского самодержца прекратились эти насилия, наезды, кровопролития, убийства, блудодеяния и разные другие беззакония. Только у него нашли бы мы быстрое, немедленное удовлетворение справедливости».

Другая характеристическая черта первой казако-панской усобицы состояла в том, что Криштоф Косинский в конце XVI столетия предполагал сделать с Польшею то, чем ей грозил в половине XVII-го Богдан Хмельницкий. Князь Александр Вишневецкий доносил об этом коронному великому гетману Яну Замойскому, от 23 мая 1593 года, из Черкасс, в следующих словах: «Изменник Косинский не удовольствовался тем, что все время до сих пор не проливал кровь людскую во владениях его королевской милости, совершая беспрестанные жестокости, мучительства, наезды, насилия, но еще и до основания все пограничье хотел ниспровергнуть (wywrocic), всех нас вырубить, и присягнул со всем войском своим опустошать с турецкими и татарскими войсками коронные владения и помочь языческим псам завоевать самую корону. В самом деле крымский царь готовился послать с ним войска, а он ему присягнул воевать владения его королевской милости».