Отпадение Малороссии от Польши. Том 1

Потребовать казаков к ответу пред военно-судную коммиссию со всеми прикосновенными к их преступлениям лицами значило — перетревожить всех оседлых жителей. Конецпольский знал, что этим он поднял бы на себя не только православных людей, но и местных панов других вероисповеданий. Поэтому он выгородил из казацкого самоуправства всех шляхтичей, которые делали казакам какие-либо adminicula [42], невзирая, что на эти adminicula указывали даже сеймовые постановления; выгородил всех мещан, которые поддерживали казачество не из одного страха перед его террором, и все духовенство, о котором со времен Наливайка не переставали носиться слухи, как о казацких наушниках.

Разосланные коронным гетманом универсалы так успокоили всех казацких сообщников, что казаки оставили украинские города, как иноплеменники, как случайные завоеватели, как безнаказанные притеснители, а мирные жители всех вероисповеданий спешили заявить свою покорность правительству, умывая руки от какой-либо солидарности с Запорожским войском. Наконец и самый крайний из так называемых казацких городов, Крылов, был оставлен людьми, которые не хотели подчиниться местным властям и, в качестве подсудимых только Запорожскому войску, хозяйничали в Украине по мере господствовавшей здесь неурядицы.

Навстречу казацким отрядам, подвигавшимся вниз Днепра по правой стороне его, вышел из Запорожья казацкий гетман Жмайло, с так называемою арматою, под которою разумелся подвижной капитул запорожского рыцарства вместе с артиллериею.

Жмайло был диктатор, избранный голотою для устрашения сравнительно зажиточных и оседлых казаков. До сих пор казаки уклонялись от ответа перед военно-судною коммиссиею Конецпольского, ссылаясь на отсутствие своего запорожского гетмана. Без него-де не смели они ни покориться коронному гетману, ни защищать оружием казацкие вольности. Теперь собралось их до сорока тысяч в виду королевских коммиссаров, сопровождаемых тридцатитысячным войском. 

Соперники шляхетской республики решились помериться с нею силою. Таково было их оправдание перед королем и Речью Посполитою. Но первый день битвы, которая со стороны Конецпольского была только рекогносцировкою, заставил казаков отступить. Выкравшись из-под наблюдательных пунктов коронного и панского войска, казаки Жмайла, с необыкновенным искусством бегства, углубились в лесную и болотистую трущобу, называемую Медвежьими Лозами. Позади себя оставили они несколько трудных переправ через днепровские «затоны», и прикрыли их сильными отрядами конницы. Конецпольский овладевал одной переправой за другою с таким же мужеством, с каким казаки их защищали, и настигнул казацкий табор у Курукова озера, откуда Жмайлу некуда было двинуться далее. Произошел ожесточенный бой, в котором Конецпольский лично ходил в атаку, и едва не погиб в устроенной ему засаде. Казаки дрались отчаянно; но перевес военного искусства с противной стороны был слишком велик. В распоряжении Конецпольского находились иноземные артиллеристы. Они устроили в разных пунктах нидерландские шанцы, и меткими выстрелами наносили казакам страшные потери. Жмайло попросил пощады.

Пощада была дана казакам тотчас, но под условием переписаться в шесть тысяч реестровиков и сжечь морские челны в присутствии коронных чиновников.

Здесь украинские землевладельцы, между которыми были и православные, поставили казакам на вид их преступления, которых не могло бы терпеть, говорили они, ни одно правительство. Казаков корили всего больше за морские походы, которыми они навлекали на государство опасную Турецкую войну, и в особенности за морской набег во время пребывания в Царьграде великого посла. Их обвиняли в том:

- что они вели переговоры с московским царем, и помогали крымскому хану в его бунте против турецкого султана;

- что давали у себя приют разным самозванцам и другим вредным для государства лицам;

- что самовольно поставили митрополита, владык и архимандритов при жизни тех особ, которых правительство признает законно занимающими эти должности;

- что бунтовали подданных против сельских хозяев и разоряли с ними шляхетские имения;

- что нападали на староства, а недавно напали на Киев, убивали, грабили, брали в неволю, оскорбили подвоеводия, налагали на города поборы, присвоили себе юрисдикцию, отнимали городские имущества, и разных особ звания шляхетского, духовных и жидов замучили с неслыханным варварством.

Казаки оправдывались, как ордынцы, чуждые гражданственных понятий, с примесью небывальщины, а в церковном деле сослались на «духовных старших», которые-де имели о том переговоры с коронными властями. При этом они повторяли ходящие в то время фразы о великом утеснении Божиих церквей во всей Короне и Великом Княжестве Литовском, — повторяли все то, что киевское духовенство, поддерживаемое магнатами-протестантами, вписывало в их сеймовые петиции, но под чем ни один из православных земских послов и магнатов не смел и не захотел бы подписать свое имя.