«Июля 9, вновь прибыли казацкие послы, возобновили просьбу о помиловании и обещали выдать 16 старшин. Но король не хотел этим удовлетвориться, и строго пригрозил им. Они писали письма к сенаторам, постоянно прося помилования, но вовсе не соглашались на предложенные условия и настаивали на сохранении Зборовского договора. Их отпустили ни с чем. Краковский кастелян разорвал присланное ему письмо не читая, и строго сказал им: «Пошли вон, хлопы! Вы скоро узнаете, что такое Зборовский договор».
«Между тем наши, лишь бы делать хоть что-нибудь среди этих колебаний, стали устраивать плотины на речке, рассчитывая на то, что, если удастся запрудить воду, то большая половина казацкого табора, расположенная над речкой и у болот, будет потоплена, и что устроенные ими переправы будут наводнены и уничтожены. Сделано было это по совету казака Крысы, который остался добровольно у нас, не смотря на то, что казаки требовали его выдачи, как посла. Он притом указал на нашу оплошность в двух обстоятельствах: во-первых в том, что мы не отправили несколько тысяч людей в погоню за татарами, когда они бежали, объятые страхом, и когда их легко можно было разгромить и уничтожить; во-вторых в том, что мы поныне дозволяли казакам иметь свободное сообщение с другим берегом. Пока это будет продолжаться, до тех пор, по его словам, невозможно будет смирить их, ибо они постоянно будут надеяться на возможность отступления. Впрочем советам его последовали слишком поздно, и потому они не имели надлежащего успеха.
Притом на военной раде было решено, чтобы, в случае, если погода будет благоприятствовать, предпринять приступ. Для участия в нем было предположено командировать пехоту, челядь и Мазовецкое ополчение, которое в этот день подошло. Остальные отряды посполитаков, — за исключением прусских воеводств, — должны поддерживать приступ в качестве резерва. Решение это было вызвано показаниями волохов и казаков, перебежавших к нам в тот день. Они утверждали, что казаки решились бежать, и уже в нескольких местах с большим старанием подготовляют переправы. Все войско получило приказ быть наготове ночью.
В тот же день вновь получено известие, будто хан и Хмельницкий остановились у Вишневца. Наши были этим сильно встревожены. Для того, чтобы собрать точные известия, отправили несколько отрядов в разные стороны. С наступлением ночи, полки полевого гетмана, русского воеводы, брацлавского воеводы и коронного хорунжего должны были выступить против Орды. В случае же, если бы татар не оказалось, им было приказано — немедленно вернуться и занять позицию в тылу казацкого табора, за речкою, куда наши давно уже собирались. Ночью вернулся из разъезда Суходольский и объявил, что он был за несколько миль по ту сторону Вишневца, но нигде нет и слуха о татарах. Вследствие чего предположенная экскурсия была отложена. Приступ же и вообще все другие постановления рады не состоялись от неурядицы и беспорядка. Только брацлавский воевода отважился переправить на ту сторону в тыл неприятельского табора 2.000 человек» (тот, которого заподозрили в умышленной мешкотности и боязни).
Частное уведомление из-под Берестечка, от 8 июля, говорит что еще в среду вечером пан Балабан, с отрядом в 200 человек, отбивая у казаков пашу за речкою, узнал, что осажденные начали уходить из табора по нескольку сот человек, под предлогом паши и добывания дров. Но его донесение не вызвало никаких предупредительных мер в панском лагере.
Наконец, под вечер 8 июля (по известию очевидца) передался панам молодцеватый (hozy) казак, и объявил, что в таборе готовят переправу через болотистое озеро, грузя хворост, возы, наметы, кожухи, кобеняки, и хотят бежать; что возов оставляют для ретирады только по два на сотню, а съестное вьючат на лошадей. И это донесение пустили паны мимо ушей, несмотря на то, что голод у них одолевал пехоту, что конница отбывала вместо неё стражу, и даже лошадьми (по выражению писавшего) колыхал ветер (i konie u nas wiatr powiewa).
Когда таким образом ни представители казацкой, ни представители панской республики не знали, на что решиться и что делать, неожиданное стечение обстоятельств привело тех и других в новое движение.