Отпечатки

Знаете… я пытался держаться молодцом, но смотреть на все это… очень тяжело. Это очень тяжело. О господи. Похоже, я опять впадаю в одно из этих своих настроений. Когда я стою столбом, заблудившись, — отчаянно цепляясь за всего лишь следы… Воздух неподвижен — другой бы сказал, «спокоен», но это не так. Он просто вяло висит над рваным диссонансом, который, быть может, замечает лишь мое ухо. Это все равно как после многих лет безупречной службы оторвать заднюю крышку со старых добрых часов — и бесцеремонно вторгнуться молотком в механизм. С виду они безмятежны, совсем как прежде, потрошение не оставило ни отпечатка, ни намека на боль. Но жизненная пульсация ушла — а нам потребен размеренный стук, дабы просто знать, что мы еще здесь. Давайте проясним: не то чтобы мы потеряли рай. Он не даровал нам рая. Он лишь усмирял боль, что привела нас к нему: хранил нас от ада. У всех беженцев, полагаю, возникает эта связь в миг утешения. Инструмент, который кому-то казался единственным шансом, кому-то — судьбой. В детстве вы, быть может, думали о Папочке. Многие назвали бы это Богом или любовью. А мы… мы просто называли это Лукасом.