— Так что показать вам? Отпечатки большого и указательного пальцев Гитлера? Как правило, хотят увидеть именно их. Я собрал небольшую, но ценную группу нацистов: Геринг, Геббельс, Борман и старина Роммель.
Альбом легко раскрылся на нужном месте. Все столпились вокруг, чтобы увидеть эти раритеты; и вот они предстали перед ними, точно отпечатки пальцев простых смертных, присутствовавших в этой комнате. Эти люди захватили весь мир, а он ускользнул от них. Их уже нет. Они не оставили после себя ничего, кроме опустошенных земель, погубленных людей и этих черных отпечатков в коллекции Джонатана Филда.
Все отпечатки были аккуратно вставлены в рамку и наклеены на лист, под каждым красовалась табличка с именем и иногда датой. Какие необычные хобби бывают у людей! А Джонатан относился к своему увлечению с энтузиазмом. Он стоял у письменного стола и рассказывал короткие истории о том, как к нему попали экспонаты. Некоторые были любопытны, некоторые даже трагичны, но все вместе было заранее продуманным и подготовленным спектаклем. Никто, похоже, не обращал особого внимания на отпечатки, но все внимательно слушали его рассказы.
Это продолжалось около получаса, потом в комнату вошла Джорджина и сказала, что собираются гости, приглашенные на танцы. Джонатана, очевидно, раздосадовало это сообщение.
— Хорошо, хорошо, иду, — жалобно сказал он. Он поднял альбом, лежавший слева от него, но потом положил его на место.
— Здесь самые интересные отпечатки, их я еще никому не показывал.
Оглядываясь назад, Фрэнк не переставал восхищаться умением Джонатана показать товар лицом. Он блестяще закончил представление.
— Я не знаю имени этого человека и, вероятно, никогда не узнаю его, но у меня хранятся его отпечатки пальцев, и, кажется, повторяю, кажется, я мог бы узнать его голос.
Джорджина в своем серебристом платье стояла в дверях. Она выразительно посмотрела на него и повторила с некоторым укором:
— Дорогой!
Но Мирри умоляюще сложила руки и произнесла жалобным голосом:
— Пожалуйста, дядя Джонатан! Нельзя останавливаться на самом интересном — ты должен продолжать!
Не вызывало никаких сомнений, кто в данную минуту являлся любимой племянницей. Джонатан бросил укоризненный взгляд на Джорджину, одарил нежным взором Мирри и сказал:
— Хорошо, как-нибудь в другой раз. Это слишком длинная история и весьма драматическая, но сейчас на нее нет времени!
Он открыл было альбом, но тут же захлопнул его. Однако альбом закрылся неплотно: помешал конверт, вложенный в середину. Фрэнк, наблюдавший за происходящим поверх головы Мирри, заметил это. А Джонатан продолжал:
— Да, история прямо-таки драматическая. Нас засыпало грудой щебня во время бомбежки; мы не знали друг друга, и нас это не волновало, потому что мы не надеялись еще раз увидеть свет Божий. Любопытно, какое влияние оказывают на людей подобные ситуации. С небывалой силой ощущал я всю полноту жизни, четкость и ясность восприятия неимоверно обострились, все события проносились передо мной с особой выразительностью. Я ощущал боль, но она существовала как бы сама по себе, независимо от меня. Неподалеку от меня под завалом оказался другой парень. Он не был ранен, его просто засыпало обломками, но он сходил с ума от страха — это называется клаустрофобией, боязнью замкнутого пространства. Я протянул ему свой портсигар и спички — так я получил отпечатки его пальцев. И после третьей сигареты он начал рассказывать мне о совершенном им убийстве. Фактически о двух убийствах, потому что, как он объяснил мне, ему пришлось убрать случайную свидетельницу первого убийства, чтобы обезопасить себя на будущее. Он убедил себя, что второе убийство как бы не считается. Он сказал, что практически это была самооборона, потому что, если бы он не помешал ей, она пошла бы в полицию. Так что ему не оставалось ничего другого, как покончить с ней раз и навсегда, только так он мог остановить ее, иначе она все равно донесла бы на него. Он не сомневался в своей правоте, и, похоже, его нисколько не волновала судьба несчастной. Но первое убийство все-таки тревожило его. Понимаете, он совершил его, чтобы завладеть какими-то деньгами. Он сказал, что у него не было другого выхода: человек, которого он убил, получил эти деньги, злоупотребив своим влиянием; по мнению моего собеседника, это оправдывало убийство. По крайней мере, он надеялся на это. Но когда неподалеку от нас упали еще две бомбы, его уверенности поубавилась. Возможно, он выдумал все это, но тогда я так не думал, не думаю и сейчас, поэтому, когда он вернул мне портсигар, я завернул его в носовой платок и положил на всякий случай в нагрудный карман.
— Что же случилось потом? — спросил Энтони.
Джонатан посмотрел на него с какой-то странной улыбкой:
— Моя история на этом заканчивается. После того как поблизости разорвалась еще одна бомба, я потерял сознание, очнулся в госпитале со сломанной ногой. Фактически эта последняя бомба спасла нас, потому что обломки, под которыми мы находились, сдвинулись, и санитарам Красного Креста удалось извлечь меня из-под обвала.