Отпечаток пальца

— Да, история прямо-таки драматическая. Нас засыпало грудой щебня во время бомбежки; мы не знали друг друга, и нас это не волновало, потому что мы не надеялись еще раз увидеть свет Божий. Любопытно, какое влияние оказывают на людей подобные ситуации. С небывалой силой ощущал я всю полноту жизни, четкость и ясность восприятия неимоверно обострились, все события проносились передо мной с особой выразительностью. Я ощущал боль, но она существовала как бы сама по себе, независимо от меня. Неподалеку от меня под завалом оказался другой парень. Он не был ранен, его просто засыпало обломками, но он сходил с ума от страха — это называется клаустрофобией, боязнью замкнутого пространства. Я протянул ему свой портсигар и спички — так я получил отпечатки его пальцев. И после третьей сигареты он начал рассказывать мне о совершенном им убийстве. Фактически о двух убийствах, потому что, как он объяснил мне, ему пришлось убрать случайную свидетельницу первого убийства, чтобы обезопасить себя на будущее. Он убедил себя, что второе убийство как бы не считается. Он сказал, что практически это была самооборона, потому что, если бы он не помешал ей, она пошла бы в полицию. Так что ему не оставалось ничего другого, как покончить с ней раз и навсегда, только так он мог остановить ее, иначе она все равно донесла бы на него. Он не сомневался в своей правоте, и, похоже, его нисколько не волновала судьба несчастной. Но первое убийство все-таки тревожило его. Понимаете, он совершил его, чтобы завладеть какими-то деньгами. Он сказал, что у него не было другого выхода: человек, которого он убил, получил эти деньги, злоупотребив своим влиянием; по мнению моего собеседника, это оправдывало убийство. По крайней мере, он надеялся на это. Но когда неподалеку от нас упали еще две бомбы, его уверенности поубавилась. Возможно, он выдумал все это, но тогда я так не думал, не думаю и сейчас, поэтому, когда он вернул мне портсигар, я завернул его в носовой платок и положил на всякий случай в нагрудный карман.

— Что же случилось потом? — спросил Энтони.

Джонатан посмотрел на него с какой-то странной улыбкой:

— Моя история на этом заканчивается. После того как поблизости разорвалась еще одна бомба, я потерял сознание, очнулся в госпитале со сломанной ногой. Фактически эта последняя бомба спасла нас, потому что обломки, под которыми мы находились, сдвинулись, и санитарам Красного Креста удалось извлечь меня из-под обвала.

— А ваш убийца? — снова задал вопрос Энтони.

— Я так и не увидел его. С тех пор о нем ни слуху, ни духу. Возможно, он выполз из-под обломков и убежал, потому что поблизости не обнаружили никаких трупов. Вполне вероятно, что он бродит где-то неподалеку и все еще пытается решить вопрос, является ли он двойным убийцей или нет.

Джорджина слегка пожала плечами, как бы говоря этим жестом: «Тебе виднее», повернулась и вышла, оставив дверь открытой. И в связи с этим возник вопрос: имело это значение или нет? Возможно, имело. Потому что любой из гостей, находившихся в то время в холле, мог подойти поближе и услышать рассказ Джонатана, а также его последние слова. Джорджина стояла у входа в кабинет. Она ушла, не закрыв за собой дверь, и теперь любой из гостей мог услышать, что говорил Джонатан.

Глава 4

На танцах царила оживленная атмосфера. Фрэнк встретил массу знакомых. Он танцевал с Сисили Хатавей. На ней было огненного цвета платье, и она веселилась от души. Сисили рассказала ему, что, по слухам, мистер Винсент ищет жену, и она заранее не завидует его избраннице.

— Если миссис Шоттерли права, эта честь выпадет Мэри или Деб, но обе они предпочли бы Джонни. Во всяком случае, Винсент, должно быть, лет на двадцать старше их, и я не встречала более занудного человека, чем он. Он рассказывал тебе, как потерял марку Британской Гвианы?

— Конечно!

Она рассмеялась:

— Он всем рассказывает. Ты заснул или только оцепенел от скуки? Знаешь, это просто изумительная история!

— Да, такой уж он человек. Но нам необязательно говорить о нем.

После того как он потанцевал с тетей Моникой, очаровательной непоследовательной женщиной, к которой он относился с большой нежностью, Фрэнк подошел к Мирри Филд, у нее затрепетали ресницы, она довольно тревожно охнула. Если Мирри таким образом заигрывала с ним, он готов был поддержать ее инициативу.

— Не бойтесь, как правило, я появляюсь на танцах не для того, чтобы производить аресты.

Мирри предоставила ему возможность вволю полюбоваться ее глазами. Они были необычного темно-коричневого цвета и очень красивые.

— Но ведь вы иногда арестовываете людей? — Она произнесла всю фразу, не переводя дыхания.

— Случается.

— Как, должно быть, это ужасно — для вас. Фрэнк натянуто рассмеялся:

— Мне кажется, для тех, кого я арестовываю, это гораздо неприятнее, чем для меня.

Он обнял ее одной рукой и увлек в танце.