Отпечаток пальца

— Я спросил тебя, почему ты не пришла ко мне. Так почему ты не сделала этого?

— Я не понимала твоих намерений… не знала, что ты собираешься делать. Мне действительно не хотелось, чтобы ты или кто-то другой узнали, что у нее ничего нет. Ты не сказал мне, что хочешь оставить ее у нас. Неужели ты сомневаешься, что я хотела ей добра? Я думала, что все это останется между нами — между двумя девушками. Такое случается в семьях сплошь и рядом, девушки обмениваются платьями, потому что вырастают из них или потому что они им надоели, и им хочется как-то обновить свой гардероб.

Джонатан прервал ее резким саркастическим замечанием:

— Да… так вот до чего дошло дело! Тебе надоели твои платья и захотелось обновить свой гардероб. Для тебя они оказались не слишком хороши, зато Мирри они были в самый раз. А она была так наивна и неопытна, что не понимала, как ее унижают. Знаешь, что она сказала мне накануне? Клянусь, никогда не слышал ничего более трогательного. Я дал ей чек, чтобы она купила себе что-нибудь, и она пришла сюда перед обедом, чтобы показать мне новое платье. Она выглядела как картинка и, приподняв слегка юбочку, сказала: «Знаешь, это первое платье, которое я сама выбрала и купила». Всю жизнь ей приходилось довольствоваться только обносками — тем, что ей отдавали другие. Благотворительные посылки! И после того как я привез ее сюда, ведь ты понимала, что она навсегда рассталась со своим прошлым, а Мирри снова попадает в те же условия. Ты взяла какие-то свои старые платья, которые тебе надоели, отдала их переделать деревенской портнихе и заставила бедного ребенка поверить, что исключительно из самых добрых соображений навязываешь ей это тряпье!

Анонимное письмо было забыто, Джонатан не хотел думать о том, по какой причине оно написано, не хотел выслушать и понять свою племянницу. Джорджине так и не удалось объясниться с ним, он остался глух к ее словам. Письмо лежало там, куда он бросил его, — на блокноте с промокательной бумагой. Она подошла поближе и, наклонившись, взяла его. Не выпуская из рук письма, она направилась к двери, но он окликнул ее:

— Подожди! Я хотел кое-что сказать тебе.

Он отодвинул кресло от стола и, откинувшись на спинку, барабанил пальцами по его ручке. Потом перевел взгляд на нее и коротко бросил:

— Речь идет о моем завещании.

Джорджина побледнела, теперь цвет ее лица почти не отличался от лимонно-желтого цвета ее джемпера и кардигана. Ее темно-серые глаза на этом фоне показались еще темнее. При словах «Речь идет о моем завещании» на мгновение на ее щеках вспыхнул румянец, но тут же исчез.

— Дядя Джонатан…

Он поднял руку, лежавшую на колене:

— Не перебивай меня. Я хочу только одного: чтобы ты выслушала меня. Полагаю, что ты, как и все остальные, считала само собой разумеющимся, что все мое состояние перейдет к тебе?

— Дядя Джонатан, пожалуйста…

— Я сказал, чтобы ты не прерывала меня! — крикнул он. — Я хочу, чтобы ты выслушала меня! Терпеть не могу, когда эмоции вторгаются в деловые вопросы. Это чисто деловой вопрос. Речь идет о завещании. Я не хочу, чтобы ты имела превратное представление о моих намерениях. Я не считал нужным разговаривать с тобой раньше на эту тему, это было излишне. Но поскольку недавно я решил внести в завещание определенные изменения, то считаю необходимым поставить тебя в известность об этом. Не хочу, чтобы ты думала, что это решение принято поспешно или под влиянием минутного раздражения. Сравнительно недавно я пришел к выводу, что мое нынешнее завещание не отражает моих желаний. Вследствие этого я собираюсь внести в него определенные изменения. В основном те суммы, которые я завещаю прислуге, и расходы на благотворительные цели останутся без существенных поправок, но во всем остальном произойдут серьезные перемены. Я намерен обеспечить будущее Мирри.

Джорджина перевела дыхание. Не успел он докончить фразу, как она с энтузиазмом произнесла:

— Безусловно, дядя Джонатан.

Черные брови, так резко контрастирующие с его густой седой шевелюрой, слегка приподнялись в саркастической усмешке.

— Уверен, ты испытываешь самые благородные чувства, но я попросил бы не прерывать меня. Я намерен обеспечить Мирри ее безопасность и независимость. Это завещание будет значительно отличаться от настоящего, по которому все мое состояние переходило тебе.

— Дядя Джонатан…

— Твое бескорыстие заходит слишком далеко, дорогая. Не собираешься ли ты притворяться, будто тебя не волнует, если ты останешься без пенни?

Ни на секунду не задумавшись над его словами, она с негодованием воскликнула:

— Безусловно, меня это задело бы! Это означало бы, что ты ужасно рассердился на меня и не желаешь больше заботиться обо мне… Конечно, меня это взволновало бы! Но не из-за Мирри. Я была бы только рада, если бы ты обеспечил будущее Мирри. Дорогой, пожалуйста, приди в себя и прекрати так плохо думать обо мне! Я не представляю, как можем мы с тобой разговаривать в таком тоне. Все это похоже на страшный сон… да так оно и есть. Как такие ужасные мысли могли зародиться в твоей голове?