Отправляемся в полдень

– Чего именно хотите от меня?

– Навести порядок. Вы – Роза Эмпирея, за вами пойдут.

– Постараюсь навести.

Кажется, они вздыхают облегчённо.

…Тодора выхаживают три дня, но когда узнаю для чего, взрываюсь:

– Что значит казнить? – ору на того самого глазастого бородача, что мне про порядок говорил.

– У этого… создания – руки по локоть в крови!

– Создания! – бешусь. – У вас тут сотен пять падших. Каждый – создание!

– Но не каждый убийца и псих! – он привстаёт в кресле, опирается на стол, и мы с ним пялимся зеньки в зеньки. – Он убил жениха Кэтрин. Ради развлечения. На базаре, на глазах у всех.

– Знаете что, умники, – жаль, что слюна у меня неядовитая, – вы тут сидели в белых домиках с плющом, а мы там – мёрзли в холщинах, дохли от зелёного дыма, глотки друг другу грызли за кусок. И если у кого-то от такой жизни ехала крыша, –  это беда, а не вина. Он такую жизнь не выбирал.

– Вопрос с казнью решён и обжалованию не подлежит. Таким, как он, не место в Раю.

Матерю этого умника и бегу на площадь: сказал, Тодора повели уже.

И тут Тотошка бежит со всех лап, оклемался!

– Родилась! Она родилась!

– Кто же, кто?

Кидаюсь к нему, обнимаю.

– Сильфида. На Сильфидове острове. Сам зырил!

– Ты тут был?

– Только тушка, а душа – там! И остров – сказка. Скоро прилетит и она сойдёт.

Сильфида не помешает, думаю. По Айринн скучаю, блин.

Но отвлеклась, хватаю его, разворачиваю.

– Скорее, идём!

– Куда?

– На площадь, там Тодора казнят.

…виселица болтается и скрипит.

Тодору, кажется, пофиг. Расставил ноги, зырит на всех: ша, молекула! Ухмыляется. Ему не привыкать умирать.

Вот и приговорщик рядом: тщедушный, Тодору едва до груди, а вершить собирается.

Хочу рвануться, влезть, но тут Кэтрин. Побегает, срывает с головы белую лекарскую накидку, набрасывает на Тодора. И звенит голосом, чтобы каждому дошло:

– По старинному обычаю, если девушка готова выйти замуж за преступника, его должны отпустить. Я, Кэтрин Терон, беру этого мужчину в мужья. Отпустите его.

По толпе гул, а я лыблюсь, хоть и щиплет глаза.

Одна свадьба у нас всё-таки будет!

***

…текст не идёт. Хоть завязывай с писаниной, блин. Только я вот ничего другого не умею.

Короче, психанул. Закрыл, на хрен, Ворд. Всё, никаких больше сочинений! Да и вообще: было ли что? Может, просто приснилось? И я не писатель вообще?

Погуглил. Верно, нигде никакой «Битвы за розу» Сергея Адова. Нехило меня переглючило. Ну ни судьба мне на литературный Олимп взойти!

…звонок не сразу слышу. Да и еле вспоминаю, где телефон стоит. Дома тишина и пылища, будто здесь уже несколько дней никто не жил. Хорошо, у меня стационарный телефон есть, а то мобильник сдох давно.

Плетусь, снимаю трубку.

– Здравствуйте…

Помехи и неуверенный голос.

– Вы – Сергей Адов?

– Да, а можно узнать, кто вы?

Напрягают такие звонки. Потом начинают кредиты втюхивать или что-то ещё.

– Друзья называют меня Фил, и вы меня не знаете.

– Фил, постойте. Мне кажется, знаю.

Это, конечно, совсем бред. Но ведь как раз о Филе из нашего мира и говорила Юдифь. Стоп! Значит, всё это – моё путешествие – правда?!

Плюхаюсь на тумбочку возле телефона.

На другой стороне тяжело и взволнованно дышат. Наконец, он решается.

– От девушки с розовыми волосами, да?

– От неё.

Через время, в которое я бешусь и подпрыгиваю на тумбочке:

– Нам нужно встретиться. Это серьёзно.

– Верно, – соглашаюсь. – Когда и где?

– Тема очень деликатная. Лучше, чтобы не привлекать лишнего внимания, у вас или у меня.

– Хорошо, подъезжайте.

– Буду через минут десять-пятнадцать.

Никого ещё так не ждал. Мечусь из угла в угол. Даже попыплесосить попробовал. Трясёт всего, словно перед собеседованием, от которого зависит моя жизнь.

Поэтому толстяк на пороге приводит чуть ли не в бешенство: заблудился с пиццей, что ли?

Но он добивает коротким:

– Снова здравствуйте. Я – Фил.

Так! Если предположить, на минуту хотя бы, что Юдифь существовала, то почему она любезничала с ним, но отвергла меня? Ведь рядом с этим боровом даже я – звезда Голливуда.

Однако отступаю и пропускаю внутрь:

– Идёмте на кухню. У меня есть чай.

Он садится на жалобно скрипнувший табурет, несколько секунд расшифровывает рисунок на обоях (а иначе зачем так долго на них смотреть?) и говорит, наконец:

– Что вы знаете о Призванных мирах?

– Если честно, почти ничего, кроме названия. Юдифь… – произношу имя, и тут же морщусь, поднимаю ладонь, мотаю головой: – да, чушь сморозил.

– Нет, не сморозили. Юдифь есть.

– Но Юдифь же была из книги. Из моей книги… которой никогда не было…

– Была, вот, – и кладёт на стол замусоленные листы. Смотрю и не верю: строчки исчезают на глазах, как будто стирают ластиком.

– Что за…

– Привязки порвались окончательно. Мир сорвался и ушёл в свободное плавание. Знаете, как рыба с удочки. Ведь мало призвать – нужно ещё удержать, сделать своим. Вам попался строптивый мир.

– Да уж, так что там с призванными?