Отпущение грехов

Шеймус, мой отец во всех смыслах этого слова, говорил мне, что у каждого в этом мире есть свое место. У некоторых есть власть, а некоторые служат тем, у кого есть власть. Чтобы из меня получилось то, что он хотел, Шеймус сделал меня одним из своих полномочных заместителей, и я заболел этим. Избивая Марию, я вспоминаю тот первый раз, когда впервые поднял ремень на шлюху.

Шеймус вкладывает ремень в мою руку, и я смотрю на полоску кожи, в то время как он указывает на деревянную дверь.

— Сейчас ты войдёшь в эту комнату. Там находится связанная девчонка.

Я с усилием сглатываю.

— Ты возьмёшь этот ремень и ударишь её им, — он улыбается, затягиваясь сигарой.

Я снова смотрю на ремень, от блестящей чёрной кожи отражается свет.

— Зачем? — спрашиваю я.

— Тебе многому нужно научиться, сынок, — он смеётся, и из его рта вылетает облачко густого дыма. — Мужчины любят власть. У некоторых она есть, а некоторые служат тем, у кого она есть. Она… — он вновь указывает на дверь, — здесь для того, чтобы служить, а эта услуга подразумевает под собой исполнение желаний маленьких больных ублюдков. Усёк?

— Но зачем я должен бить её?

— Потому что её нужно вышколить, — его губы кривятся в усмешке, и он проводит рукой по своей короткой седой бороде. Он наклоняется, и наши лица находятся на одном уровне. — Её нужно сломить. Она должна достигнуть своего болевого порога и перейти через него. Они никогда не знают, сколько боли могут вытерпеть, пока их не подтолкнешь. — Он хватает меня за подбородок, заставляя смотреть прямо в его жестокие глаза. — Она будет плакать, но ты будешь продолжать бить её. Ты слишком мягок, Эзра. Это тест. Не провали его. Сломи. Её.

Мне хочется угодить ему. И у меня нет желания провалить этот тест, поэтому я киваю, отворачиваюсь от него и толкаю дверь. Там, в центре комнаты, расположена кровать с четырьмя столбиками. У изножья стоит девушка, развернутая спиной ко мне. Ее руки вытянуты в разные стороны между столбиками и привязаны к ним за запястья. Волнистые рыжие волосы каскадом спадают на её плечи. Идеальная светлая кожа совершенно чиста. Я делаю шаг в её сторону, и она склоняет голову, потому что так ей велели. Мои глаза пробегают по её спине, по округлому заду, и я ничего не могу поделать с эрекцией, натягивающей мои джинсы. Плечи девушки быстро поднимаются и опускаются из-за участившегося дыхания. Она напугана. Уже очень давно я усвоил, что сочувствие — это слабость, и, наблюдая, как страх пожирает эту девушку, я понимаю, что должен что-то чувствовать к ней. Но нет. Я ничего не чувствую.