Отпущение грехов

Они составляли красивую пару. Красота ее ярко лучилась на фоне его высокой, сильной фигуры; они плыли по залу невесомо, грациозно, будто два человека, погруженные в приятный, радостный сон. Они скользнули ближе, и Том восхитился легким налетом пудры поверх ее свежести, сдержанной нежностью ее улыбки, хрупкостью ее тела, которое природа просчитала до миллиметра: намек на бутон и обещание цветка. Ее безгрешные восторженные глаза были, наверное, карими, однако в серебристом свете казались почти фиалковыми.

— Она в этом году начала выезжать?

— Кто?

— Мисс Лори.

— Да.

Хотя красота девушки и заинтересовала Тома, он не смог представить себя членом внимательной и благодарной свиты, которая перемещалась вслед за ней по залу. Лучше уж встретиться с ней, когда закончатся праздники и большая часть этих юнцов разъедется по колледжам, «где им самое место». Том Сквайрс был зрелым человеком и мог подождать.

Он прождал две недели, а город тем временем погрузился в нескончаемое северное средьзимье, когда серое небо выглядит ласковее отливающего металлом синего, а сумерки, когда яркие огни становятся обнадеживающим залогом непрерывности человеческого веселья, уютнее полудней с их бескровным солнечным светом. Снежные пластроны измялись, загрязнились и обтрепались, колдобины на дорогах смерзлись; некоторые большие особняки на Крест-авеню обезлюдели — их жители отправились к югу. В один из таких вот холодных дней Том пригласил Энни и ее родителей посетить в качестве его гостей последний Бал холостяков.

Лори были одной из старинных семей Миннеаполиса, после войны несколько оскудевшей и измельчавшей. Миссис Лори, ровесница Тома, не удивилась, когда он послал и матери, и дочери орхидеи и угостил их в своей квартире роскошным ужином со свежей икрой, перепелами и шампанским. Энни различала его смутно (так юность обычно взирает на старость), — ему, по ее понятиям, не хватало жизненной силы; однако чувствовала его интерес и старательно выполняла перед ним древний ритуал юной красавицы — улыбки, вежливое внимание, широко раскрытые глаза, профиль, старательно демонстрируемый в таком и этаком освещении. Он дважды танцевал с ней на балах, и хотя ее за это подняли на смех, самой ей льстило, что этакий светский лев — она теперь мысленно называла его так, а не просто стариком — выбрал именно ее. На следующей неделе она приняла его приглашение на симфонический концерт, полагая, что отказать будет невоспитанно.

Воспоследовало несколько подобных «милых приглашений». Сидя с ним рядом, она подремывала в теплой тени Брамса и думала о Рэнди Кэмбелле и прочих романтических туманностях, которые еще могут возникнуть завтра. Однажды днем, ненадолго размякнув, она спровоцировала Тома на поцелуй по дороге домой, однако, когда он взял ее руки в свои и горячо произнес, что, похоже, влюбляется, ей захотелось рассмеяться.

— Но как такое может быть? — запротестовала она. — Право же, не нужно говорить такие глупости. Я тогда больше никуда с вами не буду ходить, и вы еще об этом пожалеете.

Через несколько дней мать обратилась к ней — Том ждал снаружи в своей машине:

— Кто это, Энни?

— Мистер Сквайрс.

— Прикрой-ка дверь. Ты часто с ним видишься.

— И что?

— А то, дорогая, что ему пятьдесят лет.

— Мамочка, но все остальные-то разъехались.

— Ты, главное, не увлекайся всякими глупыми мыслями.

— Не волнуйся. Если честно, мне с ним почти все время до смерти скучно. — И тут она внезапно приняла решение: — Больше я не буду с ним видеться. Просто сегодня совсем неудобно было отказаться.

И в тот же вечер, когда она стояла у своей двери — талию ее обвивала рука Рэнди Кэмбелла, — Том и его единственный поцелуй для нее не существовали вовсе.

— Я так тебя люблю! — прошептал Рэнди. — Поцелуй меня еще раз.

Их холодные щеки и теплые губы встретились в морозной мгле, и, глядя на льдистую луну над его плечом, Энни поняла, что обязательно будет принадлежать ему; нагнув к себе его голову, она поцеловала его снова, трепеща.

— Когда же ты выйдешь за меня замуж? — шепнул он.

— А когда ты… мы сможем себе это позволить?

— Почему бы тебе не объявить о нашей помолвке? Знала бы ты, как я страдаю, когда ты встречаешься с другими и они за тобой ухаживают!

— Ну, Рэнди, ты слишком многого хочешь!

— Так ужасно расставаться с тобой. Можно, я войду на минутку?

— Да.

Сидя бок о бок, словно в трансе, перед гаснущим трепетным пламенем, они понятия не имели, что пятидесятилетний человек, лежащий в горячей ванне всего в нескольких кварталах, хладнокровно решает их общую судьбу.

II