Отпущение грехов

Приемник издал еще один тяжелый вздох. Волосатый оставался неподвижным. Ружин хлопнул себя по лбу и разразился бурным идиотским смехом. Куда веселее: клиент пернул прямо в микрофон! Хорошо, что передается только звук, а то без противогаза пришлось бы совсем худо.

Но смех – смехом, а что-то Ружину все равно не понравилось. Что-то со звуком. Что – он точно сказать не мог, но присутствовало нечто неправильное. Внимательно осмотрев приемник, он сообразил: звук шел совсем не оттуда, откуда ему полагалось идти. Ружин поднес аппарат к уху и понял, что не ошибся. Большой динамик, расположенный аккурат над ручками настройки, при внимательном рассмотрении оказался бутафорией. Звук передавали два других, маленьких, расположенных по бокам.

Ружин нахмурился. Он доподлинно знал, что в такой технике за красотой гонятся в последнюю очередь, главное – удобство и функциональность. Никаких декораций здесь и близко быть не должно, это такой же нонсенс, как беременный мужик. Динамик, хоть и не рабочий, был приделан не зря. Этому была причина, и Ружин, мысленно закатав рукава, принялся доискиваться ее.

И нашел. Маленькая кнопочка сбоку, которую он принял сначала за переключатель диапазонов, открыла крышку-динамик, и взору Олега наконец предстал экран. Махонький, – шесть на восемь, – но достаточный для того, чтобы удовлетворить его запросы.

Ружин откинулся на спинку сиденья и довольно усмехнулся. Пока все шло гладко.

10

У киллеров не принято знакомиться друг с другом и уж тем более создавать клубы по интересам. Наемные убийцы вообще стараются не распространяться о своей деятельности. Заказы поступают анонимно, оплата происходит так же. Никто из моих заказчиков не видел меня в лицо, и даже диспетчер вряд ли рискнул бы проявить ко мне больший интерес, чем того требовало исполнение заказа. А оно не требовало вообще ничего – так что и для диспетчера я оставался анонимом. Одним из – сколько у него там было исполнителей? Не знаю; меня личность диспетчера тоже слабо интересовала. Дебил Ромео, наверное, ничего этого не знал, а потому порол откровенную чушь, вызывая в своих малолетних почитателях приступы неконтролируемого восхищения, а во мне – столь же неконтролируемого смеха.

Ну, да хрен с ним, с Ромео – однажды он договорится до заточки в сердце или чего-нибудь похожего. Речь обо мне. А я, не будучи знаком за руку ни с кем из своих коллег, тем не менее, был неплохо осведомлен о методах их работы – земля слухами полнится. Я прекрасно знал, что большинство предпочитает работать на выезде. И в этом мы с ними разнились. В выгодную сторону или нет – судить не берусь, однако, предпочитая работать в знакомой обстановке, я всегда вежливо, но твердо отклонял выездные предложения. Заработал сомнительную славу домоседа, зато был твердо уверен, что, действуя в своем городе, сумею рассчитать оптимальный вариант. А вот на чужой земле едва ли смогу сделать то же. Поэтому и предпочитал не рисковать. Поэтому и не выезжал никуда.

Однако нынче я все-таки выбрался из своей конуры и, сравнивая с прежним образом жизни, отправился к черту на кулички. Не так ли? Истинно. И это было не случайно. Побег от корешков Корнийца – всего лишь предлог, очень второстепенная причина, я наконец осознал сей факт. Вряд ли они смогли бы вычислить меня – куда более серьезных людей в свое время приходилось обводить вокруг пальца. Сорить деньгами я не привык, хотя жил, особо себя не стесняя, так что полученный за последний заказ гонорар на моем образе жизни сказаться не мог. У тех, кто захотел бы отомстить за депутата-директора, просто не было зацепок.

Нет, причина заключалась в том, что меня купили слова Ружина об отпущении грехов. Вот это действительно заманчивое предложение – особенно его часть, касающаяся перемены имени-фамилии и пластической операции. Когда я говорил, что не хочу ни того, ни другого, я не кривил душой. У меня действительно отсутствовало такое желание. Но дело в том, что, как говорится, наши желания с нашими возможностями не всегда совпадают по диаметру.

По сути, Ружин предложил мне спокойную старость – когда меня не будут тревожить ни различные представители различных государственных органов, ни кто-нибудь другой, желающий вспомнить мою бурно проведенную молодость. Разве что сны по ночам, но я не был к ним настолько чувствителен, чтобы просыпаться в холодном поту с вытаращенными глазами.