Отпущу свою душу на волю…

Отец космонавта

Вы не стойте над ним,
                    вы не стойте над ним, ради Бога!
Вы оставьте его с недопитым стаканом
                                                                своим.
Он допьёт и уйдёт, топнет оземь: – Ты кто?
– Я дорога,
Тут монголы промчались —
                               никто не вернулся живым.

– О, не надо, – он скажет, – не надо
                                               о старой печали!
Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне
                                                              родном.
Не его ли шаги на тебе эту пыль разметали?
– Он пошёл поперёк, ничего я не знаю о нём.

На родном пепелище, где угли ещё не остыли,
Образ вдовьей печали
                        возникнет как тень перед ним.
– Я ходил на дорогу, – он скажет, —
                                             а в доме гостили…
– Ни французы, ни немцы —
                               никто не вернулся живым.

– О, не надо, – он скажет, – не надо.
Есть плата дороже.
Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне
                                                              родном.
Ты делила с ним стол и ночей сокровенное
                                                                 ложе…
– Он пошел поперёк, ничего я не знаю
                                                                 о нём.

Где же сына искать, ты ответь ему, Спасская
                                                               башня!
О медлительный звон!
О торжественно-дивный язык!
На великой Руси были, были сыны
                                                    бесшабашней,
Были, были отцы безутешней, чем этот
                                                               старик.

Этот скорбный старик
                     не к стене ли Кремля обратился,
Где начертано имя пропавшего сына огнём:

– Ты скажи, неужели он в этих стенах
                                                      заблудился?
– Он пошёл поперёк, ничего я не знаю о нём.
Где же сына искать, где искать, ты ответь
                                                           ему, небо!
Провались, но ответь, но ответь ему,
                                                 свод голубой, —
И звезда, под которой мы страждем любови
                                                              и хлеба,
Да, звезда, под которой проходит
                                           и смерть и любовь!

– О, не надо, – он скажет, —
                             не надо о смерти постылой!
Что ты знаешь о сыне, скажи мне о сыне
                                                              родном.
Ты светила ему, ты ему с колыбели светила…
– Он прошёл сквозь меня, ничего я не знаю
                                                                 о нём.

1972

Баллада об ушедшем

Среди стен бесконечной страны
Заблудились четыре стены.
А среди четырёх заблудился
Тот, который ушедшим родился.

Он лежал и глядел на обои,
Вспоминая лицо дорогое.
И потёки минувших дождей
На стене превратились в людей.

Человек в человеке толпится,
За стеною стена шевелится.
– Дорогое лицо, отпусти!
Дай познать роковые пути.

Невозможные стены и дали
Не такой головой пробивали… —
Так сказал и во тьме растворился
Тот, который ушедшим родился.

Он пошёл по глухим пропастям,
Только стены бегут по пятам,
Только ветер свистит сумасшедший:
– Не споткнись о песчинку, ушедший!

1973

«Надоело качаться листку…»

Надоело качаться листку
Над бегущей водою.
Полетел и развеял тоску…
Что же будет со мною?

То ещё золотой промелькнёт,
То ещё золотая.
И спросил я: – Куда вас несёт?
– До последнего края.

1973

«Ночь уходит. Равнина пуста…»