Отпуск галактического размаха 2 (СИ)

— Моего дома не было на месте. А тела родителей… — Я сглотнула волну тошноты. — Херес, который убил их, явно сделал все быстро, потому что они были целы. Я навсегда запомнила этот неровный скос разреза их хвоста тогда. И полные ужаса, раскрытые к небу, остекленевшие навсегда глаза матери. Но даже не это стало для меня самым страшным. Я была ребенком и смогла выжить: мне помогли, оказали помощь, военные включились практически сразу, нападений на саму планету в городах больше не случалось. Но мои родители… они ждали ребенка. Мальчика, который искусственно выращивался в капсульном центре из клеток моих родителей. Мы ходили туда каждый день, и тем утром тоже ходили… смотрели, как он растет, становится из маленькой горошинки самым настоящим ребенком. И оставалась всего пара дней до того, как мы бы забрали его домой. Я так мечтала о младшем братишке, хотела подержать его на руках, мы все вместе придумывали ему имя, рассуждая о старых звездных системах и галактиках. Фантазировала, как буду учить кататься его на велосипеде, покажу, как правильно пользоваться галонетом, как буду прикрывать от родителей, во время его проделок…

— Они уничтожили капсульный центр? — Марсель задал вопрос, когда я замолчала и, видимо, сидела так слишком долго.

Открыла глаза, мотнув головой, выныривая из того ужасного дня. Взгляд тут же нашел моего любимого кота, и я тяжело сглотнула.

— Нет. Он не пострадал. Но забрать брата мне не дали. Все дети, что оказались там, были изъяты для нужд войны. Мне сообщили это тогда, когда я пришла забирать его одна. Без родителей. Он был всем, что осталось у меня от семьи, и я любила его. Уже тогда. А они просто забрали их всех. Всех, кто выращивался в капсулах. И именно тогда, а не в день смерти моих родителей, я вышла на улицу, растерянная, убитая горем и современно не понимающая, как жить дальше. — Взяла как обычно тонко чувствующего меня рыжего наглеца, подошедшего и потершегося о мои ноги, и погладила его по спине, слушая ласковое мурлыканье. — Маленький рыжий котенок, явно тоже потерявший всю свою семью, спас меня тогда. Весь мой мир обрушился, а я сидела напротив капсульного центра и гладила того, кто на долгие годы стал центром моей жизни. Ради кого я снова и снова возвращалась из боя, ради кого вставала по утрам и заставляла себя жить дальше. — Марсик мягко забрался повыше и положил свою морду мне на плечо. — Я не отдам своего ребенка в подобный центр. Никогда. И вообще никому не отдам. Просто хочу быть уверена, что у этого ребенка буду и я тоже, так что мне важно не умереть в процессе, а неопределенность в виде слишком быстро растущего плода и странного физического состояния меня почти убивает. Мой ребенок вообще не должен был родиться в эту войну. Я не хочу, чтобы он видел даже край того ужаса, который пришлось пережить мне и который наверняка пережил мой брат. И поэтому я так зла на Пикси. Лучше бы у меня вообще никогда не было детей, чем вновь пережить этот кошмар, умирая внутри от ужаса, творящегося вокруг.

Глава 21. Первые ростки семейности

Если ваш дракон начал приручаться

— радуйтесь тихо.

Он может только притворяться домашним!

Марсель

Мне безумно захотелось обнять девушку, что судорожно стискивала кота. Она выглядела ужасно беспомощной, хрупкой. И не скажешь, что перед тобой закаленная военная, которая могла с легкостью меня прикончить. Про кровавый беспредел, оставшийся от моей команды, и вовсе промолчу.

В общем, странный порыв с моей стороны… наверное, потому, что она теперь мать моего ребенка? Гормоны? Отцовский инстинкт?

Ладно, всё равно сейчас таким лучше не заниматься. Лора вряд ли обрадуется, если я измажу ее с ног до головы в кабаньей крови и прочих внутренностях.

— Я… сочувствую, — тем не менее постарался подбодрить ее я. — Пусть и не могу сказать, что понимаю тебя. Для меня фигуры отца и матери — это нечто абстрактное. Я бы даже сказал далекое. Да и сестер с братьями у меня тоже никогда не было. Но, наверно, я все же могу осознать внутреннее одиночество.

В воспоминаниях мелькнуло собственное далекое детство. Нет, я не ханжа и не в край оборзевшая от вседозволенности сволочь (пусть другие и думают иначе), потому никогда не скажу, что детство у меня выдалось хоть сколько-то тяжелое.

Как бы ни были заняты родственники, включая тетку, но за мной постоянно наблюдал целый штат слуг, в ряды которых, помимо нянек и учителей-инструкторов, входил даже детский психолог. Если я проявлял к чему-то интерес, это сразу замечали и грамотно развивали. Если я чего-то хотел, это покупали, чтоб на ежедневных отчетах обязательно светилась моя улыбка — довольного жизнью ребенка.