Отпуск на двоих

Только я успела приступить к составлению заметок про наиболее интересные города и примечательные места каждой из стран, как на столе зажужжал телефон. Все воскресенье мне писала Рейчел, кляня на чем свет стоит молочные продукты, так что ничего особо интересного я не ожидала. Однако когда я взяла в руки телефон, на экране высветилось имя Александра Великого.

Теплое ощущение снова поселилось в моей груди, да так быстро, что голова у меня закружилась.

Прислал он мне какую-то фотографию. Я нажала «открыть», и моему взгляду предстала моя уморительно кошмарная фотография с выпускного, дополненная превосходной цитатой, которую я выбрала для подписи в школьном альбоме: «ПОКА».

«Ну нееееееет, – напечатала я, хохоча во все горло. Ноутбук я тут же отставила в сторону. – Где ты это вообще нашел?»

«В библиотеке Восточного Линфилда, – ответил Алекс. – Я обустраивался в классной комнате и тут вспомнил, что в школах хранят альбомы с выпускного».

«Ты предал мое доверие, – пошутила я. – Ну все, я иду к твоим братьям. Скажу им, чтобы они прислали мне твои детские фотки».

Он тут же мне прислал памятную фотографию Грустного Щеночка, снятую в пятницу: лицо размыто, уличные фонари отбрасывают на одежду яркий оранжевый отблеск.

«Ты злая», – написал он.

«Это что, стоковое фото, которое ты сохранил ради подобных случаев?» – спросила я.

«Нет, – ответил он. – Я сделал фото в пятницу».

«Как-то ты поздно гуляешь по Линфилду, – заметила я. – Что там вообще открыто в такой час? Закусочная?»

«Как выяснилось, если тебе исполнилось 21 год, в Линфилде полно развлечений, – ответил Алекс. – Я был в Бердисе».

Бердис – это бар (и, как утверждается, «и гриль»), оформленный в тематике гольфа. Стоит он напротив моей старшей школы.

«Бердис? – напечатала я. – Фу! Там же только учителя пьют!»

Алекс незамедлительно прислал мне еще одну фотографию Лица Грустного Щеночка, но на этот раз хотя бы свежую: на ней он был в серой футболке, его взъерошенные волосы торчали во все стороны, а за спиной виднелась деревянная спинка кровати.

Значит, он тоже сидит на кровати. И пишет мне. И когда он возился в своем классе, то не просто думал обо мне – он даже потрудился найти старый школьный альбом с моей фотографией.

Я заулыбалась во весь рот. От восторга у меня шумело в голове. Удивительнейшим образом этот разговор ощущался совсем как самое начало нашей дружбы: когда каждая эсэмэска кажется самой смешной на свете, а каждый быстрый созвон превращается в полуторачасовую беседу – пусть мы и встречались всего пару дней назад. Я вдруг вспомнила, как в один из наших первых телефонных разговоров – задолго до того, как я начала считать Алекса своим лучшим другом – я сказала, что я ему перезвоню, потому что мне нужно отойти в туалет. Затем мы снова созвонились, проговорили еще час, и тут уже Алексу понадобилось сделать перерыв по той же причине.

К тому моменту мне уже казалось глупым вешать трубку только для того, чтобы случайно не услышать журчание мочи в унитаз, поэтому я сказала, что он может не вешать трубку, если хочет. Алекс, конечно, предложением не воспользовался – ни тогда, ни после, – но я с тех пор часто писала прямо посреди разговора. С его разрешения, конечно.

А теперь вот я сидела и глупо трогала его фотографию кончиками пальцев – словно каким-то образом я могла почувствовать его прямо через экран, словно сейчас мы окажемся ближе, чем мы были все эти два года. В квартире была я одна, и никто меня не видел, но чувствовала я себя все равно по-идиотски.

«Шучу! – написала я. – Когда я в следующий раз приеду домой, нам нужно будет сходить надраться с миссис Лаутценхайзер».

Даже не подумав, я отправила сообщение, и тут до меня дошло. Рот мгновенно пересох.

Когда я в следующий раз приеду домой.

Мы.

Я, наверное, зашла слишком далеко? Звучало это так, будто мы должны провести время вместе, да?

Алекс на это никак не отреагировал. Просто написал:

«Лаутценхайзер стала трезвенницей. Еще она перешла в буддизм».

Ни положительной реакции на мое предложение, ни отрицательной. Это побудило во мне желание немедленно добиться ответа.

«Тогда, видимо, вместо этого нам придется сходить к ней за духовным просветлением», – написала я.

Алекс печатал ответ слишком уж долго. Все это время я сидела, скрестив пальцы на удачу, и усердно посылала Алексу телепатические приказы: не вздумай отказываться! Не вздумай!

Боже ты мой.

Я-то думала, что у меня все хорошо, что я оправилась от нашего дружеского разрыва, но теперь, когда мы снова разговариваем, я с каждой минутой скучаю по нему все больше.

Телефон завибрировал у меня в руках. Два слова:

«Видимо, да».

Не самый лучший результат, но хоть что-то.

Я была опьянена происходящим. Всеми этими фотографиями из выпускного альбома, обменом селфи, самой идеей, что Алекс сидит сейчас на кровати и пишет мне сообщения. Может, я давила на него слишком сильно, может, задавала слишком много вопросов, но остановиться я не могла.

Целых два года я мечтала попросить Алекса дать нашей дружбе еще один шанс, но я так боялась получить отрицательный ответ, что ни разу ничего не сказала.