Отпуск на войну

Никита Берестов медленно поднимался по лестнице. Ладонь приятно грело знакомое тепло дерева перил. В груди защемило. Неровности облезшей краски и трещинки вернули в детство. Взгляд то и дело цеплялся за сделанные в разное время на стене надписи и рисунки, ставшие уже историей дома. Хотелось растянуть это событие, насладиться воспоминаниями и радостью возвращения в родной город, двор, подъезд. Он прекрасно знал, такое чувство можно испытать лишь раз. Это как окунуться в холодную воду. Сначала захватит дух, а потом она уже кажется теплой. Так и здесь, едва улягутся страсти, а у матери высохнут слезы радости, все сразу станет обыденным и привычным. И будто не покидал он уже отчий дом, а так и жил здесь все это время. Никита задержался на лестничной клетке. Здесь, на подоконнике, он сделал первый глоток какого-то вина. Название не помнил, а вкус остался в памяти. Оно было дешевым и слегка кислило. Потом целовал свою одноклассницу Риту, и их застукала соседка из квартиры, что жила этажом выше. Как потом было стыдно перед отцом! А вот и запись, нацарапанная ключом от квартиры:

«Милая Рита!»

Никита осторожно коснулся надписи подушечками пальцев и отправился дальше.

– Никита?!

Ну, вот, внезапно возникнув на пороге, он снова напугал мать. Она стояла, прижав ладонь к груди, и смотрела на него, словно перед ней было привидение, а потом запричитала, пропуская его в коридор:

– Сколько раз просила, предупреждай!

– Чтобы ты опять ночь в аэропорту провела? – бросил он сумку на пол.

– При чем здесь аэропорт? – отмахнулась она. – Хотя бы приготовила что-нибудь. А так сейчас в магазин придется бежать.

– Я не голоден.

– Скажешь тоже! – возмутилась мать. – С дороги! Шесть часов, небось, летел!

– Восемь, плюс посадка в Омске час, – закатил он глаза под потолок. – В общем, с того момента, как вышел из общаги, все десять!

– Что я говорила! – осуждающе покачала она головой: – В такую даль забрался! И чего дома не сиделось?

– Ничего не меняется, – устало вздохнул Никита. – Как будто я на паровозе неделю ехал.

Он оглядел комнату. Все как прежде, лишь прибавилось фотографий на книжном шкафу. Вот он на фоне сосняка и пышно цветущего багульника. Матери невдомек, что ему, для того чтобы сделать такую фотографию, пришлось пройти с полкилометра через выгоревшую тайгу. За спиной фотографа еще дымились головешки и тлели пни… На следующей – в салоне вертолета. До прыжка – считаные минуты. Кажется, пожар в Ангарске… А это что? Он приблизил лицо к небольшой карточке в правом углу полочки, едва не касаясь носом стекла дверцы. На маленьком, пожелтевшем от времени снимке он стоит на стуле. Это его день рождения, ему исполнилось семь лет. Он рассказывает стишок перед собравшимися гостями. Никита не любил детские фотографии, а эту особенно. Что за мода выставлять их напоказ? Она возвращала в ту жизнь, от которой он бежал. Тяжело расти в семье декана института и преподавателя музыки в консерватории, где тройка в дневнике – катастрофа, а возвращение домой после захода солнца – преднамеренное убийство родителей… Поэтому сразу после десятого класса Никита обманом подал документы в рязанский военный институт воздушно-десантных войск и легко поступил на спецфакультет. Это был настоящий шок для отца, уже видевшего сына на кафедре, и для матери, которая не теряла надежды привить ему любовь к музыке. Служба в спецназе ГРУ закончилась, не успев начаться. Всего лишь спустя год после выпуска он приземлился на «запаске». Посадка была жесткой. Никита упал на спину… Потом – госпиталь, после которого его признали ограниченно годным.

«Как ни кощунственно это звучит, но я рад, что все так случилось, – всплыли в памяти слова отца, когда всего лишь через год после выпуска Никита был уволен в запас. – Это знак божий…» Но отец поторопился, а Бог оказался ни при чем. Никиту забрал к себе командир бригады, возглавивший после увольнения из армии региональный центр МЧС на Дальнем Востоке. Так Никита стал инструктором по подготовке парашютистов-пожарников.

– Где отец? – плюхнулся он в кресло.

Мать замерла посредине зала с полотенцем в руках:

– В институте.

– Чего он там летом делает? – спросил Никита просто так, заранее зная, что работы у декана невпроворот круглый год.

– Сейчас ведь прием студентов! – Она устремилась в ванную. Хлопнула дверь, зашумела вода.

– Сначала мыться, а потом за стол, – вернувшись в комнату, сказала она.

Никита промолчал. Снова решает за него. Даже не спросила.

Есть ему не хотелось, а ванную он принял перед вылетом. Он приехал решить вопрос с Ритой. Нужно наконец разобраться в отношениях.

– Ты Риту не видела? – спросил Никита, идя за матерью на кухню.

– Отчего же! – Мать достала из холодильника пластиковый контейнер. – Вернее, не видела.

– Как это?

Мать вдруг села на табурет.

– Ты чего? – насторожился Никита. – С ней все в порядке?

– В том-то и дело, что никто не знает, – обескуражила она ответом. – Пару дней назад отца ее встретила…

– Ты говори, я не сильно расстроюсь… Вернее, конечно, жаль… Но не стану убиваться. Она замуж вышла?