— Че ржешь? — не выдержал и тоже заулыбался.
Короткий (мой) взор на него и отвернулась, скрывая улыбку (не имея сил сдержаться).
Молчу.
— Смешно ей…, - вновь протер лицо ладонями. — Ох, знал бы, какой геморрой на свою голову беру — прошел бы мимо. Лучше бы в тот день с белобрысой вашей замутил.
Поддаюсь на его больную игру, шучу дальше.
— Да как-то тогда не особо всем было до…, - запнулась я, подбирая слова, но проиграв бой, поддаюсь, — бл****ва.
Прыснул внезапно от смеха. Короткий взгляд на меня.
— Это тебе было не до него. А ей было в самый раз, пока ваши пацаны отвернулись.
Обмерла я от услышанного.
Скривился.
— Но нет же, мл*ть, я увязался за тобой. И получил по заслугам. Да?
Вдруг резво обнял за шею и притянул к себе, уложив на плечо.
— Все дело, наверно, в твоей славе. Из-за нее тогда было ей ни по чем, — замерла я в прозревающих рассуждениях.
Хмыкнул, попытка заглянуть мне в лицо.
— А тебе… неважна моя «слава», как ты выразилась?
Застыла я в мыслях. Еще миг — и решаюсь.
— Она — только помеха. Лучше бы ты был простым парнем.
— Тогда бы ты меня даже не заметила.
— Неправда.
— Правда! — вскрикнул в сердцах. — Еще какая правда.
Отстранился в сторону, выпуская меня из хватки. Взгляд в очи.
— И это — не вина твоя. Я не предъявляю претензий. Нет. Это — заложено в вас природой, выбирать и тянуться к альфа-самцу, способному защитить свое потомство.
Рассмеялась я, рдея от смущения.
— Это — не шутка. Я серьезно. Вот только беда — когда начинаете жить с таким «самцом» — сразу миллиард предъяв: на баб не смотри, по друзьям не ходи, дела темные не делай, с другими ублюдками — не дерись. Все, что ранее вас привлекло, в обыденной, человеческой жизни — вы потом усердно пытаетесь вырезать, выщемить, вычеркнуть. И в этом вся ваша женская логика: возьму черное платье, чтобы потом всё время хотеть белое — и изо всех сил еще начнете переделывать его. Вот только черный цвет его — и есть черный. И как на него не плюй, или не гладь — другим оно не станет. Потом — развод, истерика, слезы. Дети без отцов растут. Разве я не прав? Ну, скажи, только честно. Разве… я не прав?
Замерла я, пристыжено, осознавая все им сказанное.
Несмело киваю головой.
— Прав.
— Вот. И снова возвращаемся к старой теме… Нахрена я тебе… такой нужен?
Молчу.
Вдруг улыбается.
— И сама не знаешь. Но хочется… как конфетку… хочется — потому что нельзя. А взял бы тебя еще там, на море — как рукой бы сняло. Да, был бы конченным, скотиной, но… был бы самим собой. А не тем принцем, которого ты там в своей голове нарисовала. Что молчишь? Снова я прав? Да?
(тяжело сглотнула скопившейся ком слюны, но не ответила ни вербально, ни жестами)
Ухмыльнулся.
— Ты мне там в клубе закинула, будто шл**ам больше повезло, чем тебе. Ты до сих пор так считаешь?… Не молчи, прошу. Ответь нормально хоть на один вопрос.
(не решаюсь взглянуть в глаза)
— Не знаю…
— Да, ты охрененная девка. Любой бы рад тебя… с тобой, — любезно поправил себя. — И мне ты — ОЧЕНЬ нравишься. Очень. Потому я и веду себя с тобой именно так. Это ты хоть… понимаешь?
Несмело киваю головой.
— Отлично. Хоть в этом твой маргарин мы растопили.
Криво улыбнулась, виновато пряча взгляд.
— Ладно, — тяжело вздохнул. — Звони своей Тане. Когда она там собирается домой? Не вечно же мне тут с тобой нянькаться.
(краснею от сказанного)
Живо задергалась по сторонам. Сумка-то у Кости… там же и ключи, и телефон…
Опять виновато опускаю взгляд.
— Что опять не так?
— Ну, нет у меня здесь карманов. И телефона соответственно.
Закачал в негодовании головой.
— Как ты, вообще, еще трусы одела?
Невольно улыбнулась.
— На, звони с моего, — протянул аппарат. — Или и номер не знаешь?
— Не знаю.
Закачал головой.
Смолчал, прожевав ругательства.
— Ладно, поехали так, если что под подъездом подождем. Домой-то она, наверно все же явится? Особенно учитывая, что все твои вещи с ней.
— У ее Кости.
— Да, — скривился, проглатывая очередное матерное слово, — пофиг.
В окнах — темно.
— Звони в домофон.
… и там тишина.
— Еще одна, все никак не нагуляется, — тяжело вздохнул. — Набирай тогда любую квартиру. Пусть открывают.
— Ага, — ядовито улыбаюсь. — Ночь на дворе, а я буду трезвонить.
Вдруг запиликал звонок сам по себе. Миг — и отворилась дверь. Какой-то мужчина вывел свою собаку на улицу.
Живо забрались мы внутрь.
Подняться лифтом на восьмой этаж.
Шаг наружу — и, как двери захлопнулись, полностью погрузились во тьму.
— Надо же, у вас тут одни бомжи живут, что на лампочку не наскребут, или — храбрецы?
Ухмыляюсь.
— Скорее всего — первое…
Шаги к двери.
Нащупать дверной звонок — и нажать несколько раз.
Никого.
Несмелый разворот, отчего невольно оказались так близко… до неприличия близко, чувствуя друг друга дыхание.
Но не отшатнулся. Впервые не сбежал. Замер, как и я, пристально (сквозь полумрак) глаза в глаза (лишь нежный голубой свет луны, что едва пробивался из-за грязных стекол, давал право хоть что-то различать).
Чувствую, как волнение заставляет меня дрожать. Сердце колотится, как бешенное. Но не так страх разрывает меня сейчас изнутри, как трепет… перед этой, сводящей с ума, близостью с ним.