Немного помолчав, решаюсь:
— Вчера Таня звонила.
— Таня… это?
— Двоюродная сестра, по отцу, — любезно уточняю. — Я вам про нее уже когда-то рассказывала. Она живет в Крыму.
— А да, помню…
Тяжелый вздох (мой) для смелости…
— Сказала, что ее родители, мой дядя и его жена, уезжают на все лето к себе в Испанию, и та остается одна. Приглашает погостить.
— Ох, — казалось, это впервые за все время мой врач выказала истинные эмоции радости, — это же идеально! Я давно твоим родителям твержу, что тебе нужна смена обстановки. И это — будет безошибочный вариант. Сменить всё вокруг подчистую — в твоем случае, самый трезвый шаг. Так тебе будет куда проще отпустить уже, наконец-то, прошлое — и вновь начать уверенно смотреть в будущее. И помни, не забыть прошлое — а просто отпустить. Отпустить этот тяжелый чемодан, который все время тебя тормозит, и начать шагать по жизни смело. Молодая, красивая, умная — весь мир у твоих ног, а ты его упорно игнорируешь. Только…, — неожиданно запнулась.
Тяжело вздыхаю, замираю, внимательный взгляд ей в лицо.
— Ты же помнишь о наших помощниках? Да? Я тут решила изменить кое-что — и рассмотреть более легкий вариант. Как по мне, ты уже и сама отлично справляешься с эмоциями, потому…
Вдруг замерла та. Пристально уставилась на меня, отчего страх вновь сковал меня всю внутри — захотелось тут же свернуться в клубок, пряча душу.
Она редко себе позволяла такие взгляды, взгляды, за которыми сейчас польется искренность (вместо книжных строк), но оттого они были еще ужаснее. Словно, вот-вот коснется души — и раны опять вскроются: оттуда побежит кровь, гной и желчь. Вновь прорвется безысходность…
— Прошло уже больше четырех лет. Это жестоко — но пора. Твоей вины нет, ни в том, что произошло (и ты уже сама это знаешь), ни в том — что осталась жить, а не ушла за ним.
Слезы сорвались с моих глаз. Дрогнула в попытке закрыть уши ладонями, дабы опять не слышать этот душу режущий скрип нравоучения, но в последний момент осеклась, сдержалась — нельзя обратно. Нельзя им показывать, что я все еще на дне — на плоском, темном, безумном дне, где нет ни света, ни воздуха. Где я — мертвая…
— Используй эту возможность, как спасательный круг. Хватит тонуть. Ради вас двоих — живи дальше. Не растрачивай зазря то, что некоторым не дано. Ему было не дано.
В голове еще бил колокол ее слов, ее жестоких, болезненных слов, но в этот раз оборона души была гораздо сильнее: и недолго ныло, недолго разрывалось сознание от старых воспоминаний. Мое «я» быстро свернулось в калач — заменяя тяжелые мысли на бездумье или легкое порхание пустозвонных дум: «Коляска красная, а сидит мальчик — или это девочка? и зачем одевать так непонятно?», «Шоколадный цвет машины? хм, разве такое бывает?», «Прошло уже больше четырех лет. Это жестоко — но пора. Твоей вины нет…»
Глубокий вдох. И вновь натянутой струной оборона: «А что брать с собой? Только летние, или и теплые вещи?», «А вдруг дождь?», «Интересно, это же, наверняка, мама уболтала Таню или, вообще, тетю Надю, меня к ним позвать?»
Замерла. Взгляд прикипел к знакомому номеру автобуса.
Нет, он не везет домой. Он — проводник в мой собственный ад, в который я запретила себе ход, по крайней мере, так часто, как бы хотелось…
Но сегодня — особенный день. Мне дали добро на поездку, и я уже сама хочу покончить со всем этим… миром, чертовым, черным миром… без него,
… без моего Никиты.
Решение принято. И я сажусь в автобус.
Мы едем на автовокзал. Затем — в Петрово. Недалеко тут, за городом. Полчаса езды.
Но тем не менее этот путь я проделываю редко. Пару раз в год. Теперь уже пару раз… а раньше…
Но это было раньше.
Нельзя с этим частить.
И нет, я больше не боюсь кладбищ. По крайней мере, этого…
Просто, с каждым разом вокруг там всё и все становятся роднее — и я чувствую, что… совсем скоро не останется сил оттуда уезжать. Что там будет мой дом, и мой покой.
Но даже я осознаю то, что это — неправильно. Не смотря на все внутренние «но», это — неправильно… И пусть мне хватает ума, каждую такую свою поездку скрывать от своих близких (и уж тем более от врача), всё это ведет — в никуда.
… привычная тропинка. И вновь ты залилась буйством красок — зеленая пышная трава и редкие, но такие красивые и яркие, полевые цветы…
Путь в рай, или, по крайней мере, к вратам его.
А вот и каменное, гранитное твое лицо. Улыбаешься, дразнишь…
Как тогда, как в наше время…
— А я вот старею. А ты — как всегда, засранец. Красивый… и молодой. Тебе даже бутылку пива не продадут. Разве что снова бороду будешь отращивать, чтобы казаться старше.
А мне вот уже двадцать три. Представляешь?
… скоро, вообще, бабкой стану. Наверно, перестанешь и любить. С первым листопадом зубов — забудешь.
(стираю слезы со щек)
— Я уеду…, - решаюсь на главное. — Ты прости… Прости…
(рыдания сдавливают грудь)
— И дело не во мне… Просто, мама… И я устала, — с визгом выдох. — Прощай, Никит… Прощай, Макаров. Не злись, на День рождения, возможно, все же приеду. Не знаю… Но я больше уже не могу. Ты меня не забираешь… и я всё как-то к тебе не иду. До встречи… но лучше не жди.
… пока,
люблю тебя.