— Ты… с ним… спала? — мерно отчеканил.
— Коля, к чему это? — не перестаю поражаться.
Тяжелый вздох.
— Мне просто нужно это знать. Я его не убью. Обещаю. Просто, скажи правду.
Мурашки побежали по телу. Молчу…
Как так? Как он… после всего еще смеет такое спрашивать? Разве… он имеет на это право?
— Значит, спала… — вдруг не дожидаясь, выпаливает. Задергался, пытаясь встать.
Живо кидаюсь к нему (ползя на четвереньках), силой удерживаю — поддался, опустился обратно.
— Ни с кем я не спала, — глаза в глаза; дрожу от волнения. — За последние несколько лет — ты — единственный в моей жизни мужчина.
Обмер. Пристальный взгляд. А затем самодовольно закивал головой.
— Хорошо.
Внезапно дрогнул — нежно коснулся рукой моего лица и ласково провел по щеке, вдоль скулы, еще движение — и притянул меня к себе, жадно впиваясь поцелуем в губы. Поддаюсь его движениям — и отвечаю…
Повалил на землю… Секунды сражений с остатками одежды — и звонкий, счастливый крик удовольствия и вожделения вырвался из меня наружу. Алчные, страстные движения, размывая грубость нежной сладостью, топя горечь обид и разлуки в такой трепетной, долгожданной близости… и любви.
Облокотился спиной на дерево, а я — разлеглась у него на груди.
— Ну? И что дальше?
— Что? — ехидно переспросил.
Немного помолчала, подбирая слова.
— Опять тебя ждать… только через четыре недели? Ты мне сразу скажи, чтоб я зазря слезы не лила.
Слышно было как ухмыльнулся.
— А, вообще, ты говорила, что уедешь осенью. Учеба… все дела. Прокуратура же ждет, как же так? — язвит сквозь смех.
— Ну, видимо, так и не дождется…
— Ясно… — хмыкнул.
Ласково улыбнулся, сжал меня крепче в своих объятиях. Прикрыл веки — и вдруг замер в блаженстве.
— Ты что делаешь? — обмерла я в удивлении, уставившись ему в лицо.
— Ну, встать же не даешь, вот и лежу.
— С закрытыми глазами?
— Угу.
— Спишь?
— Угу.
— На холоде, в октябре, в лесу, полураздетый?
Открыл вдруг глаза. Улыбнулся.
— Ну, я же говорил, мне пить нельзя.
— Пошли, хотя бы, в машину. А то завтра сляжем с воспалением легких.
— И легких, и тяжких… по всем статьям и подпунктам.
— Дурак ты… вставай, давай, — поднимаюсь, тяну его за руку на себя. Поддается.
Собрать вещи, одеть, натянуть на себя то, что еще не порвано, а также его рубашку — вместо платья, — да отправиться в сторону ресторана.
Повезло ни с кем не столкнуться больше нос к носу.
Забраться в машину, откинуть кресла, обняться — и уснуть… впервые за долгое время… счастливыми.
Глава 12
Настоящее
С Серегой я больше так и не виделась.
В тот день его все же посадили в такси — и он уехал восвояси.
Спустя несколько недель Таня видела его даже в обществе какой-то незнакомой девушки.
Что ж, я только рада, пусть у него все наладится…
Зоба?
Этот чертов хулиган все же сдался мне. Больше не противился — ни моей…. ни своей любви.
Я переехала к Коле. Таня (со съемной квартиры) — к Косте.
Все казалось каким-то безумным, излишне сладким. Нет, мне не приелось происходящее. Отнюдь. Я засыпала и просыпалась полностью осознавая, что впервые за долгое время — счастлива. И даже мелкие склоки не могли очернить то солнце, что вдруг взошло на мой горизонт и стало греть меня и разжигать во мне огонь жизни…
Зоба не бегал по бабам, по крайней мере, никто из моих знакомых и знакомых знакомых его больше в сомнительном обществе иных баб не замечал.
Но и без того хватало нервотрепки.
Его дела, его друзья.
Как сам Зобов когда-то и предсказывал, выбрав себе «альфа-самца», я с каждым днем мечтала переделать если не в «гамма», то как минимум — «бету». А он… естественно, сопротивлялся. Противился изо всех сил, неустанно твердя, что это — против его природы…
А дальше в мой мир пришла она — гроза. И каждый такой раскат рубил меня, словно гильотина.
Помню, темно уже было на улице. Тихо так — и лишь собака соседская выла.
Прям до бешенства, моего бешенства, — выла и выла все, сводя с ума.
Как вдруг раздался звонок на телефон. Костя…
Он редко звонил мне, в основном — только Таня, а тут…
— Да? Слушаю.
— Инга…
Замерло сердце, чувствуя неладное.
— Он — жив? — только и смогла я спросить, выдавить из себя в ответ на эту болезненную, многозначительную тишину.
Молчание — и наконец-то…
— Пока да. Его сейчас оперируют…
— Что случилось?
— Два огнестрельных…
Не знаю, как добралась до больницы. Мало что помню…
Только таблички перед глазами…. указатели в больнице. Пытаюсь расспросить у медперсонала, как добраться до нужного места, где найти — и те отвечают, а я словно глухая. Не воспринимаю слова.
А дальше Костя.
И вот мы в Колиной палате.
Спит. Куча трубок, пищит чертов аппарат, вторя биению родного сердца… и все словно из прошлого, да только — это не эхо, не очередной страшный сон о минувших днях. И не Никита теперь там.
… а мой Коленька. И это — настоящее.
А дальше снова больница. Я уже в больнице.
И все по кругу.
Зобов идет на поправку, но каждая наша встреча — подобна войне. Я дико ору, ни жалея ни его, ни себя.
Ставлю ультиматумы.
Никаких друзей. Никаких темных дел. Никаких разборок. Никаких пушек.
И уже на что-то соглашается, а на что-то еще ведет бой.