Отпусти кого любишь (сборник)

– Нет, ты скажи, – настаивала, улыбаясь, Авдеева. – Ну, может, задница у нее шелковистее, без целлюлита. – «Что ж я так привязалась к ее заднице?» – про себя подумала она. – А как в остальном? – И Ленка по-хулигански снова распахнула халат, под которым алым шелком переливался ничего не скрывавший пеньюар.

– Вот черт, – пробормотал Греков, работая с пуговицами в обратном порядке. – Ты меня как бычка за веревочку…

– Значит, я не хуже? – шептала она, даже в темноте все время пытаясь заглянуть ему в глаза. – Значит, не хуже?

– О господи! – простонал Греков, которому в этот момент точно было не до сравнений.

– Миленький ты мой, – прошептала Ленка, быстрыми поцелуями покрывая его щеки. – Я тебя никому не отдам, понял? Ты уж учти это, пожалуйста…

На обратном пути его остановил гаишник. Принюхался, проверил документы, ни к чему не придрался. И даже на прощание пожалел:

– Вид у вас очень усталый. Будьте осторожны на дороге.

– Спасибо, – поблагодарил Греков, не привыкший к ментовской внимательности. А про себя подумал, что не прочь так уставать ежедневно, лишь бы здоровье позволяло. И лишь бы с Женькой все было хорошо, суеверно добавил он.

Последний за день разговор состоялся уже дома. Он состоялся бы и раньше, не забудь Греков свой мобильный на работе.

Звонила Валентина.

– Как дела?

– Нормально.

– Как погода?

– Ты чего, издеваешься? – взвился Греков. – Два часа ночи, какая погода?

– Ну тебя ж дома не было?

– Ну не было, – согласился Егор.

– Лену, наверное, провожал, – констатировала Валентина.

– Она весь день здесь пропахала, – полуобъяснил-полуоправдался Греков.

– Да ладно тебе, Греков, – явно усмехнулась на том конце провода Валентина. – Я ж тебя насквозь вижу: усталый, но довольный.

– Слушай, чего ты хочешь? – перешел в наступление Греков, все же несколько смущенный ее словами.

– Выйти за тебя замуж, – спокойно объяснила собеседница. – Причем твое сегодняшнее прошлое меня не волнует. Только завтрашнее будущее. Вот тогда не погуляешь.

– А как же прошлый разговор? – спросил Егор. – Ты собиралась подумать.

– Я подумала. Сын есть сын.

– А Машка?

– Есть частные интернаты. Денег у нас с тобой хватит на самый лучший. Мальчик будет с ней общаться по выходным.

Егор промолчал.

– Греков, ты думаешь иначе? – спросила Валентина.

– Не знаю, – после паузы наконец ответил он. – Я не думаю иначе. Я просто пока не знаю, что думать.

– Постарайся решить все разумно, – попросила его Валентина и по своей привычке – не прощаясь – повесила трубку.

10

И все-таки Греков переоценивал свое хладнокровие.

Уже полчаса прошло, а как вспомнит ее, открывающую дверь туда, так глаза заматывает мутная пелена.

Хотя, казалось бы, чего он не знал за пять минут до прощания?

Когда только выехали в ту сторону – Греков настоял, Женька категорически не хотела, – ничего такого с ним не происходило. Весело не было, но и трагизма не ощущал.

Ну, едут в больницу. Да, особо нервных ее название слегка корежит. Но он не из таких. И Женька пока что черную метку не получала. Сама сказала: пятьдесят на пятьдесят.

К тому же он вычитал, что каждая десятая женщина после тридцати пяти страдает раком груди. А умирают совсем немногие. Так почему же Женька должна оказаться в неудачниках? Тем более что Греков уже принял для себя решение денег не жалеть и даже немного этим решением гордился.

Нет, все было не так плохо. Они ехали и шутили с Женькой. Она подкалывала, что нарушает его амурные планы (хотя не очень-то и нарушала, с некоторым смущением отметил Греков). Он укорял ее в том, что она его в свое время недооценила, а вот если б дооценила, то не двоих бы имела, а, быть может, четверых, так ведь и сейчас можно кое-что исправить.

И в знак серьезности намерений весело похлопывал ее повыше обтянутой черным нейлоном круглой коленки.

Она старательно похохатывала, причем он вначале даже не понял, насколько ей тошно. Зато когда понял, стало ясно, почему она отказывалась от его сопровождения. Тогда не нужно было бы веселиться, на что, похоже, уходила изрядная доля ее душевных сил.

Остаток дороги проехали молча. Но все равно он трагизма не ощущал, сбрасывая ее настроение на женскую лабильную психику.

Трагизм он ощутил возле крыльца больничной проходной. Женька вышла одна, сказав что-то типа: «Ну, Грека, не поминай лихом!» Он хотел вылезти за ней, но она только головой мотнула – не надо. И быстро пошла к ступеням – стройненькая, спинку держа прямо, в своей красивой рыжей шубке-разлетайке.

Дверь открыла и уже в дверях обернулась. Греков помахал ей рукой в открытое окно «Вектры». Она ответила и скрылась в домике.

Женьки уже не было видно, а его вдруг пробило. Господи, может, он с ней – вот так, между делом, насовсем распрощался? Аж горло сдавило, до того стало обидно за нее. И за себя, наверное. Если Женьки не станет, его тоже коснется. И даже не о «детской обузе» сейчас думал Егор, а о том, что когда уходят близкие, то немножко уходишь и сам. Не зря же сказал один умный человек – колокол звонит по тебе.