Отпусти меня завтра

Отец сидел со мной рядом, а я лежала на постели, накрытая пледом по самую шею. Только рука разместилась поверх покрывала. На столике – пустой шприц. Отец придерживал ватку на сгибе локтя, а голова моя кружилась. Комната слилась в карусель, пока внутри тугим комком сворачивался страх.

– Что это? – просипела и закашлялась.

Мне никто не ответил. Темнота сменялась моей комнатой, но неизменно возвращала обратно. Видела и слышала урывками.

– Давайте, Ольга, вот так. Теперь еще одну ножку, – словно маленькой, проговаривала наша помощница по дому, помогая мне одеваться.

– Аккуратнее голову. – Бас отцовского водителя я узнаю всегда.

Мимо мелькали дома и деревья, припорошенные снегом. С удивлением понимала, что уже вечер – солнце клонилось к закату. Музыка в салоне авто, перед глазами двоится. Невероятно сладкий запах, вызывающий приступы тошноты. Пальцы из раза в раз ловили пустоту, но я упрямо пыталась взяться за ручку, чтобы открыть дверцу в машине и выбраться наружу.

Солнцезащитные очки на глазах загораживали весь обзор. Ноги заплетались, скользили. Казалось, что я вот-вот упаду и встречусь носом с плиткой, которой был выложен пол на вокзале. Анатолий рядом – он держал меня за талию и за руку, буквально тащил за собой. Не понимала. Ничего не понимала, а от шума в голове укачивало. Так плохо, что хотелось сдохнуть, но даже губы не слушались. Рот давно высох, язык прилип к небу, а скулы свело. Только одна мысль: лишь бы все это поскорее закончилось. Неважно как.

– Восьмой вагон – это там.

Кто это сказал? Кто-то рядом, но сил не хватало на то, чтобы обернуться и посмотреть. Я и голову-то с трудом держала.

– Стой, я билеты найду, – передал жених меня кому-то, все-таки вынуждая обернуться.

Ощущала чужие руки на своих плечах. Стояла вполоборота. Слева от меня – Анатолий, справа – еще один охранник. Смогла сосредоточиться и разглядеть его лицо. Горячая волна, что сжигала тело, постепенно сходила, возвращая голове ясность. Нет, не отцовский приспешник, но я уже видела его.

Чуть отклонившись в сторону, разглядывала перрон. Мы стояли рядом с поездом, чьи вагоны тянулись до самого конца вокзала. Крики, гул, разговоры. Здесь повсюду были люди, но никто, никто не замечал того, что со мной происходит. Меня чем-то отравили – теперь отчетливо это осознавала.

– Где паспорта? – снова недовольный голос жениха. Да будь ты проклят вместе со своими паспортами!

Взгляд фокусировался на людях. Отчаянно искала глазами тех, к кому могла бы обратиться за помощью. В идеале мне нужны были полицейские. Разбирательства заняли бы куда больше времени, чем стоит поезд, а там… Можно попробовать сбежать…

Я увидела его рядом с соседним вагоном. Просто выхватила из толпы, жадно изучая взглядом. Кирилл стоял у входа и разговаривал с молоденькой проводницей. Улыбался ей, но то и дело поглядывал в мою сторону.

– Кирилл! – не смогла закричать, только прошептать.

Рванувшись из рук охранника, была тут же возвращена Анатолию. Его безумная улыбка пугала. Рядом с нами стояли люди, которое торопились войти в вагон, поочередно показывая билеты. Я была готова на что угодно, лишь бы никогда не попасть в этот поезд, но никто не обращал на нас внимания. Все оглядывалась, всматриваясь в парня, который излучал уверенность и спокойствие…

Выстрел прозвучал как гром среди ясного неба. Обернувшись в последний раз, я закричала, но крик мой слился с сотнями других, а может быть, и вообще был беззвучным. Кирилл смотрел на меня, словно в замедленной съемке, опускаясь на колени, а на его светлой толстовке расползалось темное пятно. Бесшабашная улыбка – то последнее, что я увидела перед тем, как почувствовала боль в шее и отключилась.

Улыбка – то последнее, что будет сниться мне до конца моих дней, окружая таким родным, таким привычным кошмаром.

Улыбка – то последнее, что разрывает сердце.

* * *

Сейчас

– Сергей, у нас произошли некоторые непредвиденные обстоятельства. Нам лучше переговорить без детей, – произнес статный мужчина с проседью в волосах, обращая на себя мое внимание.

– Какие обстоятельства? – спросил отец, мрачнея на глазах.

– Кирилл не может жениться на твоей дочери, но мой старший сын…

Разве я так много прошу? Только обморок. Всего лишь обморок, чтобы не слышать, не видеть, не думать. Он улыбался – не мягко, не нежно. Улыбался с превосходством во взгляде, с надменной маской, что застыла на его лице. Кирилл… Неужели я все-таки схожу с ума?

– Кирилл, сынок, пойдите прогуляйтесь с Оленькой, – обратился мужчина к Беркуту.

– Нет, – шептали мои губы. – Нет, спасибо, я сама.

Осторожно ступала спиной назад под этим внимательным хищным взглядом, а когда наткнулась на дверь, непроизвольно вздрогнула. Пальцы с трудом нашли ручку, но, едва я вышла в секретарскую, меня окликнули:

– Ольга…

Никогда так не называл. Родная, лисенок, но не по имени. Каждую букву пронизывали презрение и холод.

Не оборачивалась. На ватных ногах двигалась вперед, понимая, что мне срочно нужен воздух. Чужие пальцы сомкнулись на моем плече, вынуждая обернуться. Я не видела эту дверь, когда шла, но именно в нее меня и втолкнули.