Если честно, я испытывала двоякие ощущения, следуя за девушкой вместе с Кириллом. То и дело поглядывала на него, тут же опуская веки, едва он замечал мое внимание. Должна была злиться на мужчину, но отчего-то не могла. То ли меня так сильно впечатлил его поступок, то ли это место, которое действительно словно было окутано волшебством, то ли слова управляющего про то, что Кирилл договорился о сегодняшней встрече еще месяц назад. Но он ведь не знал, что мы с Алешей поженимся. Значит, бронировал это место для себя. Для нас.
– Приятной дегустации, – кивнула девушка, оставляя нас одних на импровизированном балкончике.
К нему вели две узкие деревянные лестницы. По одной из них мы и поднялись. Создавалось ощущение, будто мы попали в таверну во времена Тюдоров. Высокие потолки с деревянными балками, узкие длинные деревянные столы без скатертей, запах жаренного на углях мяса. Невероятно атмосферно и уютно.
– Наконец-то! – усмехнулся Кирилл, усаживаясь на кожаный диванчик.
Стол для нас уже действительно накрыли, а точнее, заставили по самое «не могу». Правда, есть здесь все равно было нечего, потому что порции оказались миниатюрными – буквально на один зуб. Форменное издевательство над голодным человеком. Над двумя, если быть честной.
Оглядев стол жадным взглядом, я с недоумением наблюдала за тем, как Кирилл пододвигает к себе все самое вкусное.
– Между прочим, тот, кто не участвует в подготовке к свадьбе, не ест, – нравоучительно заметила я, усаживаясь с другого края дивана.
– Между прочим, у меня в этом непотребстве и театре абсурда самая важная роль. Без моих магазинов эта сделка не состоялась бы. – Даже не взглянул на меня, захватывая все три вида стейков. – И, коль я теряю магазины, можно мне хотя бы поесть?
И столько укора, столько обиды в словах, что я вот взяла и придвинула к себе часть тарелок. И еще часть. И еще из тех, что стояли рядом с Кириллом. И одну тарелку с мясом собиралась у него отобрать, но, ухватившись за черную чугунную подставку, на которой в ворохе зелени и соломке овощей лежал стейк, выронила ее обратно на стол, застонав от боли.
– Ты ненормальная, что ли? Кто хватается за горячую подставку? Она же в печи стояла вместе с мясом, – мигом оказался рядом со мной Кирилл, схватив меня за запястья. Спешно осматривал мои руки. Кожа на пальцах краснела на глазах.
– Я же не знала, что она горячая, – всхлипнула я, а на глаза навернулись слезы.
– Садись, я сейчас, – усадил он меня обратно на диван, а сам спешно направился к лестнице.
Его не было всего несколько минут, в которые я безуспешно дула на обожжённые пальцы. Настолько жалко себя стало, что слезы все катились и катились из глаз, так что к моменту появления Кирилла я почти ничего и не видела за пеленой.
– Давай руки, – присел он рядом, выливая на салфетку водку из бутылки.
Осторожно протирал мои пальцы, пока я смаргивала слезы. Боль постепенно сходила, а в воздухе стоял сильный запах спирта, что буквально щипал нос.
– Вот так. Сейчас будет полегче. Чем раньше спирт попадает на обожжённою кожу, тем меньше будет ожог. Иногда удается избежать его вовсе, – объяснял он мне, словно маленькой.
– Откуда такие познания? – поинтересовалась я, точно помня, что раньше, когда обжигалась, всегда пользовалась специальной пенкой. Но и то ожоги все равно заживали медленно.
– Я всегда любил химию, – улыбнулся Кирилл, продолжая протирать мои пальцы мокрой салфеткой.
– Я не знала, – призналась честно.
Он усмехнулся. Горько.
На секунду мне стало обидно, но уже следующая мысль затолкала эту обиду далеко и надолго. Я ведь действительно не знала. Что вообще я знала о Кирилле? Знала, что он жил один, когда умерла его мать. Знала, что мы ходили в одну школу и когда-то жили в соседних дворах. Знала, что он участвовал в боях без правил и ходил на тренировки в спортивный клуб. Что любил спать, подгребая меня к себе. Что не доучился так же, как и я, но… Это все. Черт, я даже не помнила, сколько кусочков сахара он кладет в чай. И в чай ли?
– Теперь постарайся ничего не трогать руками хотя бы полчаса, – положил он салфетку на стол.
– А… – покосилась я на тарелки, тогда как желудок мой призывно заурчал, изображая настоящую руладу.
– Придется есть из моих рук.
Наверное, я позволила кормить себя только потому, что опешила от его дьявольской улыбки. О, он улыбался все время, пока резал для меня мясо, накалывал его на вилку, обмакивал в соус и осторожно проводил им по моим губам, дожидаясь, пока я открою рот. Мясо было мягким, нежным, тающим во рту, восхитительным, но с полной отдачей наслаждаться им я не могла. Еще бы! Надо мной ведь самым наглым образом издевались!
– Ты должна попробовать этот салат. Ну же, не упрямься, лисенок. – Он терпеливо ждал, пока моя гордость даст трещину.
– Я тебе ни лисенок, – вскипела я, чем мужчина и воспользовался. Пришлось жевать, но взглядом старалась как минимум прожечь в нем дыру, а как максимум – испепелить.
– Ты такая красивая, когда злишься.
– Ты такой невыносимый… – намеренно съязвила я. – Всегда.