- О чем вы, Анна Григорьевна? – поворачивается к ней донельзя удивленный отец. – Вы знаете что с Василиной?
- Конечно знаю. Это только ты здесь – слеп как крот.
- Тогда поведайте нам свою мудрость, - нахмурившись предлагает Никон Дусманис. – Я действительно понятия не имею.
Но бабушка поворачивается ко мне и вопрошает гневно:
- И что теперь удумала? Бежать? Ты с ума сошла! Школа, экзамены. Включай мозги, деточка. Не тебя первую в мире бросили. Мужчины – они такие.
- Анна Григорьевна… - пробует вклиниться в гневную речь отец. – Я не понимаю, о чем вы…
- О том, что твоя дочь влюбилась по уши! А ты только о своей личной жизни думать способен.
От звенящего голоса бабушки у меня разболелась голова. Спорить с Анной Григорьевной всегда довольно сложно, а в данный момент ситуация сложилась далеко не из легких.
- Это правда, Василина? – взволнованно спрашивает папа.
- Нет!
- Конечно правда, а ты думаешь, из-за чего она вечерами из дома рвалась? Воздухом дышать? – ехидничает бабушка.
- Хорошо, мы обязательно все это обсудим. Вы должны были поставить меня в известность, Анна Григорьевна.
- Ничего я тебе не должна! В няньки не нанималась! И так нервы последние вытрепала с твоей дочерью. С меня хватит, больше не собираюсь. Бежать она собралась! В институт не пойдет! – злится бабушка.
- Василина, мне пора на работу. Ты знаешь, я не могу опаздывать. Мы поговорим обо всем вечером, спокойно. Но пока – никто никуда не едет…
***
Отец уходит, оставив меня с разъяренной бабушкой наедине.
- В отца пошла, - задумчиво заявляет Анна Григорьевна. - Самое главное – гордость, о другом не думаете!
- Нет! – возражаю запальчиво. - Дело не в гордости. - Я просто…
- А знаешь, ты права! Гордостью тут и не пахнет! Если бы она у тебя была, последнее, о чем бы ты подумала – побег! Не стала бы убегать и прятаться как трусливая мышка! Показала обидчикам, насколько они неважны и ничтожны! Назло всем получила бы диплом и поступила!
Я понимала, что бабушка права. Но увы, я действительно была трусливой серой мышкой. Не могла противиться желанию убежать. Впервые в жизни я не подчинилась уговорам, настояла на своем. Выслушала множество нотаций, даже истерик. Но что-то сломалось внутри, разрушилось. Душевная боль не покидала ни на секунду. Я могла думать лишь об одном – как заглушить ее. И видела спасение лишь в расстоянии. В конце концов, отец смирился, позвонил Дашиным родителям. Еще до переезда, когда мы рассматривали варианты, как жить дальше, одним был тот, в котором отец уезжал на север, на заработки. А меня оставлял жить с Дашей. Мы всегда были как сестры. Ее родители очень любили меня. Так что с местом жительства проблем не возникло. Договориться со школой тоже не составило труда. Настасья Михайловна поговорила с Таисией, чтобы та помола подготовить документы. Прежде я взяла с Лизиной мамы слово, что о нашем с Артуром разладе, разговор ни в коем случае не будет подниматься. Пусть Таисия думает что угодно. Что я сошла с ума. Или с отцом поссорилась. Но только не вмешивать Бурмистрова.
В результате с экзаменами все прошло гладко. Мне было разрешено сдать все в родном городе, в школе, где училась много лет. Как бы я хотела, чтобы никакого переезда вообще не было! Стереть этот год, полностью… Но увы, могла об этом лишь мечтать.
Но что бы я ни делала, как ни пыталась стереть из памяти школу, учебу, спектакль, семейство Бурмистровых… ничего не выходило. А самое главное, Артур. Он преследовал меня. Приходил во сне. Преследовал мыслях. Я не могла запретить себе анализировать то, что произошло. Думать о том, сколько же он врал мне. Как играл со мной. Теперь ясно, почему не хотел близости. Хотя к Черту, ничего не понятно! Он мог завершить этот спор давным-давно! Еще зимой, в доме деда. Если бы хоть чуточку надавил, я бы не устояла… Но видимо, зимой на байке ездить некомфортно. А может, решил «закрепить» результат, влюбив в себя так, чтоб и вздохнуть без него не могла… И у него получилось. Я постоянно чувствовала удушье, в горле появлялся комок. Самое противное – я никак не могла избавиться ни от воспоминаний, ни от мыслей об Артуре. Что бы ни делала. Куда бы ни пошла. Даже шкатулку с балериной – злосчастный новогодний подарок, который, безусловно, тоже был холодным расчетом – не смогла выкинуть. Лишь однажды в сердцах бросила об пол… Шкатулка треснула… но я ее склеила. Но я не собиралась забирать с собой в дорогу, тащить в новую жизнь болезненные воспоминания. Поэтому, и атлас с рисунками, и подарок, и другие мелочи, фотографии, памятные безделушки, счастливые билетики, куча хлама, который есть у любого романтичного подростка, собрала в большую картонную коробку и оттащила на чердак. Закопала в самом углу, под ворохом старых бабушкиных платьев. И мысленно произнесла прощальную речь.
***