— Не верю, что он мог так поступить. Мне, конечно, так лучше, — морщится Якоб. — Но врать тебе не буду. Это бред, Скорос. Зачем ему Соболева?
— Не знаю… Первой мыслью было… — осекаюсь, не в силах произнести.
— Что? О чем ты подумала?
— Что это из-за тебя. Мы поссорились из-за тебя. Артур хотел, чтобы я прекратила общение. Ушел, хлопнув дверью. И потом это…
— Хочешь сказать — месть? Нет, малышка. Ты ошибаешься. Хотел бы я, чтобы это было правдой. Чтобы Бурмистров оказался таким сукиным сыном. Но я в это не верю. Он бы не стал из-за злости вытворять такое. Ты ошиблась. Что-то поняла не так.
— Как можно по-другому понять? Она на нем… сверху… почти голая… Может, у нее пистолет в руке был, а я не заметила? — всхлипываю.
— И ты сразу убежала? — тихо спрашивает Якоб.
— А что я должна была делать? Кошкой разъяренной на них броситься? Претензии предъявить?
— Да, понимаю. Это не в твоем духе. Ты убегаешь.
— Не всегда!
— В прошлый раз уехала из-за глупого спора. Надо учиться бороться за себя, Скорос. В мире полно хищников. Мне жаль, что так вышло. Но не думаю, что ты все правильно поняла. Вам надо поговорить с твоим Принцем.
— Ни за что!
— Потом пожалеешь.
— Нет… Ты не понимаешь… Слишком больно.
Этот разговор доконал меня. Снова душат слезы и предательская боль внутри. Все тело ноет, точно меня избили. Ощущение огромной бетонной плиты, придавившей меня целиком. Не только крылья.
А еще — пустота. С каждой минутой все страшнее от ощущения огромной, разъедающей душу пустоты внутри. Точно все, из чего состояла моя личность, в момент исчезло, и осталась лишь оболочка. Мне нужно согреться. Почувствовать человеческое тепло. Объятия. Иначе в ледышку превращусь. Мне не перенести все это в одиночку.
— Ты можешь подержать меня за руку? — нерешительно спрашиваю Якоба. Стыдно, что прошу его об этом. Чувствую себя жалкой и слабой.
— Я готов на все, лишь бы облегчить твою боль, малышка, — отвечает Якоб. Подходит ко мне и заключает в объятия.
— Давай съезжу сейчас на дачу. Поговорю с Бурмистровым. Привезу его сюда. Ты не должна мучиться неизвестностью.
Но я не могу. Веры больше нет, она порвалась внутри, ведь и без того тонка была, едва только возрождаться начала из пепла.
Якоб целует меня в макушку, пытаюсь отстраниться, но, запустив свободную руку в распущенные волосы, он крепко держит мою голову. Наши губы соприкасаются. Поцелуй очень нежен, ему трудно противостоять. Но я отклоняюсь, прерываю это робкое прикосновение.
И внезапно понимаю, что нет больше сил бороться. Все чувства обострились до предела, а мысли разбежались так далеко, что и не найти ни одной. Лицо Якоба так близко… Чувствую жар его тела, судорожное дыхание. Он напряжен, точно натянутая тетива. Наверное, ему нелегко говорить со мной о моей любви к другому. Но он говорит. И даже защищает соперника. Это подкупает. Притягивает. Он хочет еще раз поцеловать меня… Я это чувствую.
Но Якоб отстраняется и отступает на шаг. Берет стакан и делает несколько глотков бренди.
— Да уж, ситуация непростая. — Его голос одновременно нежный и напряженный. — Кто бы мог подумать, что буду тебя уговаривать Артура простить… Идиотом себя чувствую.
На секунду задумываюсь, каково и правда Якобу. Слушать мои стоны по другому парню. Еще и помирить нас пытается… Сглатываю комок… Даже предположить не могла, что Штаховский таким благородным окажется… Но в то же время даже сейчас чувствую в его интонации острый краешек насмешки.
Подхожу к Якобу вплотную. Не знаю, почему он так манит меня. Забираю бокал из его руки, он полон на четверть. Несколько больших глотков, и я опустошаю его, закашливаюсь, на глаза наворачиваются слезы.
— Что ты творишь? — восклицает Якоб.
Тянусь к нему, обнимаю за шею. Не понимаю, что творю. Знаю только, что мне необходимо его тепло, его сила. Утыкаюсь лицом в его шею. Как приятно. Не страшно. Спокойно. Впервые с момента, когда увидела Соболеву, боль хоть немного отступила.
— Что ты делаешь, Скорос? — со стоном произносит Якоб. — Хочешь окончательно сердце мне разбить? Поругалась с Принцем своим и меня, как таблетку, принять хочешь? Это жестоко. Я ведь не смогу устоять.
В невольном порыве обнимаю за шею и тянусь к нему губами. Это безрассудство, безумие, но мне всё равно. Якобу потребовалось всего полсекунды, чтобы ответить — с тихим стоном прижаться к моим губам.